Владимир Дружинин - К вам идет почтальон
— Алло! Алло! Маконин!
— Я послал донесение, — слова давались говорившему с мучительным трудом. — У нас че-пе. Страшное че-пе.
— Какое? Маконин! Алло!
Мембрана трещала, шипела.
«Что я делаю! — спохватился Ковалев. — Нельзя же по телефону, раз че-пе».
Он положил трубку и выбежал в коридор. Хлопали двери, — не так как всегда, а иначе: отрывисто, резко. Навстречу Ковалеву бежал полковник без кровинки на щеках.
— Немедленно! — выдохнул Костенко. — Иди к машине! Я сию минуту… Едем вместе.
Дорогой, в машине, полковник сообщил Ковалеву скупые подробности. А на заставе выяснилось всё.
День на пятой заставе начался как всегда. К большой радости Маконина, жара спала, ветер дул вдоль ущелья, охлажденный ледниками. На той стороне было спокойно.
Выступление Каси Назаровой назначили на полдень. Из комендатуры, по просьбе Маконина, за ней послали в Хадар легковую машину.
Кася спрашивала себя — что она расскажет бойцам? Из бумаг Леопольда Дюка не осталось ни клочка. Кася обошла всех стариков, навестила дряхлого муллу, доживавшего свой век при мечети. Он вспомнил: аллах привел в Хадар купца, торговавшего в Южном порту велосипедами. Да, Дюка, если не изменяет память. Он увез какие-то старые бумаги.
Сколько раз Кася видела в мечтах словарь языка племени Элана! Листала его, переводила загадочные тексты. На что же теперь надеяться!
Единственный результат поездки — еще один текст на языке элиани. Да, уж тут сомневаться не приходится. Близ старого Хадара — мертвого, поглощаемого лесом, — Кася набрела на серый известняковый могильный камень с непонятной надписью арабскими буквами, списала ее, показала мулле, и тот подтвердил: да, там похоронен элиани, один из людей князя Дагомука, рассеявшихся по горам после поражения Шамиля.
Еще один текст на исчезнувшем языке. Касю жгло нетерпение. Когда же она узнает этот язык?
Лейтенант Колчин решил собрать людей во дворе. Старшина — он же нештатный плакатист — написал тушью пышное, с вензелями, объявление. Сочно выделялось имя лектора и интригующее название «По следам забытого племени».
Басков был потрясен. Назарова! Студентка Ксения Назарова! Вся застава взволновалась. «Заочница» Баскова едет сюда, на заставу! Сразу запахло ваксой, мылом для бритья. Дежурный то и дело выбегал к воротам, лихо обтягивая гимнастерку.
Все ждали Касю, — к вящему смятению Баскова. Он давно не писал ей, и теперь его мучило сознание своей вины перед Касей и странная, сладкая робость.
Письмо, которое он начал полмесяца назад, накануне убийства Алекпера-оглы, кончено только сегодня. Басков не мог не поведать Касе о трагическом событии на границе.
Когда во двор вкатился, с треском давя ракушки, комендантский «козел», реальный мир перестал существовать для Баскова. Сам он словно растворился в воздухе, — жили только его глаза, смотревшие на Касю. Дежурный подбежал к ней и что-то сказал, потом вышел Колчин, поздоровался и тоже сказал что-то. Все звуки выключились, Басков слышал лишь ее голос.
— Спасибо! — Кася смеялась. — Меня обратно надо вертеть, раскручивать…
Горная дорога-серпантин утомила ее. Слегка болела голова. Но она пожала руку Колчину, потом Маконину. Какие все милые! И офицеры, и юноша с солдатскими погонами, который нес скамейку, потом опустил ее с грохотом и застыл… Проходя, она улыбнулась Баскову.
Дверь закрылась за ней, видение исчезло. Баскова обступили солдаты.
«Сейчас они спросят, почему я не подошел к ней, — подумал он. — На смех поднимут. Скажут ей…» — И деревянными губами выдавил:
— Не она.
— Однофамилка? Брось! Покажи фото! — раздалось со всех сторон. Такой исход явно огорчил солдат. Баскову стало стыдно, он хотел было объяснить всё, но не смог и ушел в казарму.
От друга своего Стаха он не скрыл правду. Тот вскочил с койки:
— Чудак ты! — Он затянул ремень. — Да как же так можно? Идем к ней!
— Нет, прошу тебя! — испугался Басков. — Я сам, может быть, потом… Прошу тебя!
— Сам?
— Да.
— Ладно.
Встретить «заочницу» и не подойти к ней — это, по мнению Стаха, ни с чем не сообразно! Для пограничника, для отважного, бравого воина, это даже позорно.
— Ну, как она? — спросил он, кончив вразумлять Солдата.
— Знаешь, лучше, чем на карточке! — просиял Басков. — Она… она замечательная, Богдан.
Поговорив со Стахом, он уже набрался смелости, но на лекции решимость вновь покинула его. Кася стояла перед солдатами загорелая, легкая, — ракушки только чуть потрескивали под ее каблучками. Солнце золотило ее темно-каштановые волосы.
То, что он услышал от нее, напоминало историю Шамполиона, разгадавшего древнеегипетские иероглифы. Но тому было проще: он нашел камень с надписями на разных языках и догадался, что текст-то один, только в переводах. Касе бы так повезло! От племени Элана, когда-то жившего в горах, осталось очень мало памятников, и Касе приходится трудно. Есть один камень, но надпись на нем без перевода. Попробуй прочитать! И всё-таки она не унывает, она добьется своего!
Кася сделает крупное научное открытие, это ясно. Она книгу выпустит. А он, Басков, что представляет собой? Ничего — ровным счетом!
Ну что он ей может сказать о себе? Если бы еще задержал нарушителя… Хоть одного. Поэт из него тоже пока не вышел. Подумаешь, напечатали в «Пионерской правде»! Кабы в большой, взрослой газете! Недоставало еще хвастаться «Пионерской правдой»!
После лекции Кася отвечала на вопросы. Баскову хотелось знать, почему Кася стала этнографом, но он не поднял руку. Ведь тогда придется встать и назвать себя, — по заведенному на военной службе порядку. Он сидел и завидовал товарищам, которые как ни в чем не бывало поднимались и спрашивали, а повар Воронов задал вопрос, приготовленный им, Басковым, и чувствовал он к нему что-то вроде ревности. Басков стал писать записку Касе, но не послал, а решил вложить в письмо.
Касю наградили аплодисментами. Лейтенант Колчин, расшаркиваясь, пригласил ее обедать.
Хорошо было на заставе. По дороге сюда ее одолевали сомнения — нужно ли выступать? Признаваться в неудачах! Сердечный прием, внимание ободрили. Ее никогда так не слушали, как здесь. За оградой, совсем близко, шумела река и словно вторила ей, а на той стороне, за границей, стоял под деревом чужой солдат в кургузой курточке. Стоило ей оторвать взгляд от слушателей, поднять глаза, — и она видела этого часового, и рисовое поле, и деревню, — всё чужое, иностранное. Было непривычно и чуточку жутко.
Какие все славные тут, даже Колчин, который так забавно старается показать свою воспитанность и вежливость.
