Дракон среди нас - Ирина Вадимовна Лазаренко
Дни пришли холодные, потому творческие поиски всё чаще проходили в башне, за распитием отваров и поеданием мятного джема целыми банками. Нынче засиделись до сумерек, когда пришёл за своим заказом последний переезжий торговец. Сайя выдала ему магически упрочнённую упряжь для мула, торговец ушел, и вокруг вдруг стало как-то особенно тихо.
Дремала Сварья, засыпал на зиму водный рынок, окончательно передохла докучливая мошкара, замедлились мысли в головах и бурление крови в телах.
Два эльфа и дракон, одуревшие от творческих поисков, играли в смолилки, пили травяные отвары и поедали мятный джем. И у всех было такое чувство, словно в этот вечер затихло и замерло абсолютно всё в мире, кроме них троих. И в груди дракона стало нарастать щемящее, сладко-горькое чувство какой-то окончательности, гармоничности и завершённости — как будто в этом месте, в этом времени обязан был закончиться некий важный отрезок пути. И его собственного, и возможно, пути Йеруша, и, быть может, Сайи, которая тоже бесконечно куда-то шла и бежала, даже оставаясь на месте.
Как будто им не нужно идти дальше, или не нужно идти так и туда, куда они двигались до этого. Как будто пришла пора успокоить разум и чувства, отвести взгляд от горизонта, который не заканчивается нигде, посмотреть на что-нибудь более близкое и определимое.
Дракон с силой потёр уши. Чушь собачья. Никуда он не пришёл. Ему здесь делать не просто нечего — ещё меньше, чем нечего. Все эти дни он словно стоит на одной ноге. Даже не поёт. Откуда вдруг могла возникнуть дурацкая мысль, будто путь золотого дракона может завершиться в подобном месте?
Илидор резко поднялся, едва не опрокинув столик, и вышел из башни, чуть пошатываясь от долгой неподвижности, от сонности, навеянной нагретым камином и сухим воздухом.
Вышел на улицу, подставил лицо колючему ветру. Не сразу понял, что смотрит на север.
Где-то там его путь. Среди подземных нор и песни сна, что отзывается в нагретых лавой камнях. И в дальнем крае на северо-западе, где стоит скрежет зубовный, продрогший и страшный. Там звенит, поёт, трепещет тот путь, на который дракон так упорно не хочет смотреть.
Но всё равно смотрит.
Позади хлопнула дверь, на улицу вышел Йеруш. Кто бы сомневался, что он не выдержит наедине с Сайей дольше нескольких мгновений.
— Я вспомнил одну вещь, — сказал дракон, чуть повысив голос.
Его голос чуть сминала дрожь — быть может, от холода или от волнения, но у Йеруша в этот миг возникла странная уверенность: в голосе Илидора гудит эхо такаронских подземий. И эта мысль полоснула Йеруша такой внезапной, неприятной болезненностью, такой ядовитой ревностью, что ответил он резко и грубо:
— И ты решил устроить вечер очешуительных драконьих воспоминаний?
Илидор лишь чуть повернул к нему голову и ответил тоже непривычно резко:
— Знаешь, Найло, ты меня злишь уже всерьёз. С тех пор, как ты встретил эту эльфку, стал невыносимее прежнего.
— Подумаешь, — Йеруш привалился плечом к стене. — Ты меня тоже постоянно бесишь, я же не жалуюсь.
— Жалуешься.
— Да? Наверное, я просто очень громко думаю. Так что там такого вспомнил?
— Найло.
Илидор развернулся текуче, как жидкая кошка, сделал такой же текучий, невозможно длинный шаг к Йерушу и вдруг впечатался ладонями в стену над его плечами, и Йеруш внутренне сжался: показалось, через мгновение Илидор вопьётся ему в горло.
— Найло, тебе точно нравится злить дракона?
Йеруш вжался затылком в стену, полоснул взглядом, как клинком.
— Нет. Неточно. Но у тебя получится вытерпеть это ещё один раз.
Ещё не договорив последнее слово, он понял, что шутка вышла крайне нековременной: глаза Илидора вспыхнули оранжевым, крылья хлопнули-растопырились, тело вскинулось-подобралось, будто в позвоночнике распрямилась пружина и во все мышцы разом плеснули распирающей мощи, и стена под его ладонями, казалось, затрещала и стала прогибаться.
— Ладно, Илидор, я не имел в виду…
Золотой дракон, вытянув шею, неожиданно чужим, жутким, змейским движением подался к Йерушу, как зверь подаётся к новому запаху, Илидор смотрел на Йеруша как на… нет, нет-нет-нет, вовсе не как на еду, конечно же нет, билась в голове Найло безумная мысль.
До Йеруша наконец стало доходить то, что самый тупой сподручник Донкернаса понимал печёнкой за три-четыре дня: с драконами, как с огнём, долго играть нельзя.
Он вжался в стену ещё сильнее, хотя уже было некуда. В горле Илидора вскипало низкое «Урррр», крылья драконьего плаща хлопнули едва слышно, но звук был похож на удар хлыста Тай Сум. Стоило незамедлительно сказать Илидору что-нибудь умное и примиряющее, но голос и мысли Йеруша отказались ему помогать и куда-то исчезли, и хребет пробирало от жути этих диких золотых глаз напротив, от змейского наклона головы, от горлового урчания на грани слышимости.
Кто бы только мог подумать, что Йеруша когда-нибудь оцепенения перепугает Илидор, ведь это же просто золотой дракон, да, просто дракон, подумаешь…
Каким надо быть недоумком, чтобы хамить дракону⁈
— Я просто пошутил! Я не хотел тебя обижать! — жалко выкрикнул Йеруш и по темнеющим глазам Илидора тут же прочитал, куда ему следует идти.
А потом эти же глаза его ослепили, вспыхнув ярче солнца.
«Не смей!» — хотел крикнуть Йеруш, но не смог: рот не открывался в застывшем времени, а потом время понеслось дальше, выдав Йерушу беззвучную оплеуху. И сразу после этого он получил первую в своей жизни затрещину драконьим хвостом — в шее хрустнуло, из ослепших глаз брызнули слёзы, стена впечаталась в затылок, башня и небо перевернулись и Найло ахнулся наземь, накрывшись ногами. Вкус крови во рту и звон в ушах осознались чуть позже.
Илидор бухнулся в небо, мощно взмахивая крыльями, забросил себя в охлаждающие потоки почти-зимнего воздуха, бешено сияя оранжевыми глазами и вибрируя от низкого, на грани слышимости рычания в горле, а его чешуйки в сумерках казались сизыми. На мгновение повис, озираясь, словно не понимая, как оказался в этом небе, развернулся на север и стал подниматься ещё выше в обложное небо, чтобы вскоре почти пропасть из виду.
— Ну какого хрена ты творишь? — простонал Йеруш и вцепился в свои волосы.
В ушах звенело. Золотой дракон улетел, так и не сказав, о чём же он вспомнил. Наплевав на то, что оставил непрозвучавшими какие-то
