Сергей Бельченко - Фронт без линии фронта
— Что вы примолкли, мой друг? Думаете, провоцирую? Боитесь? Меня можете не бояться. Бойтесь энтузиастов без мундиров, я их сам боюсь…
Перед Кузнецовым раскрывалась отвратительная сущность человека, страшного своей безыдейностью, опустошенностью. Для него не существовало никаких убеждений. Он не верил ни во что: ни в церковные догмы, ни в нацистскую идеологию.
— Это все для стада, — сказал он как-то, бросив небрежно на стол очередной номер «Фелькишер Беобахтер», — для толпы, способной на действия только тогда, когда ее толкает к этим действиям какой-нибудь доктор Геббельс.
— Но почему же вы так же добросовестно служите фюреру и Германии, как и я, хотя и на другом поприще? — спросил Зиберт.
— А вот это уже деловой вопрос, — серьезно сказал фон Ортель. — Потому что только с фюрером я могу добиться того, чего я хочу. Потому что меня удовлетворяют и его идеология, хотя я в нее не верю, и его методы, в которые я верю. Потому что мне это выгодно!
Безусловно, на отношениях фон Ортеля и Зиберта сказывалось то немаловажное обстоятельство, что фронтовой офицер ни в чем, по существу, не зависел от штурмбаннфюрера СС, не обращался к нему никогда ни с какими просьбами, даже самыми пустячными, самыми незначительными.
И если фон Ортель был действительно заинтересован в привлечении боевого офицера к каким-то своим делам, то он, фон Ортель, должен был первым чем-то проявить свое расположение.
И штурмбаннфюрер сделал это.
…Никто из сотрудников рейхскомиссариата не знал с достаточной достоверностью, что входит в круг служебных обязанностей майора Мартина Геттеля. Никто не мог похвастаться, что был у него не то что дома, а в служебном кабинете.
Геттель не впускал в него даже уборщицу, и сам возился с веником и совком.
Большую часть рабочего дня кабинет долговязого «рыжего майора», как его называли, был закрыт, а его хозяин бродил, вроде бы бесцельно, по служебным помещениям, болтая с коллегами. Но и более высокие чины, если не случай совсем уж крайней необходимости, избегали обсуждать что-либо с Геттелем, делиться с ним по каким-либо вопросам.
Однажды майор добился разрешения у невесты Пауля Зиберта Вали Довгер проводить ее домой. Она не очень хотела этого, но считала, что не стоит озлоблять офицера, который мог серьезно осложнить положение делопроизводительницы рейхскомиссариата из фольксдойче[11].
Дорогой Геттель преподнес Вале несколько дежурных армейских комплиментов, потом с грустью признался в одиночестве. Валя знала, что теперь последует предложение провести время в ресторане, и приготовилась уже было ответить, что выходит по вечерам редко и только в сопровождении жениха, как вдруг поняла, что ее спутника интересует вовсе не она, а именно ее жених.
— Все-таки многое несправедливо в нашем мире, — жаловался Геттель, — стоило только гауптману Зиберту приехать в Ровно, как он сразу встретил такую прелестную девушку. А я сижу здесь бог знает сколько и не завел ни одного интересного знакомства. — Майор печально вздохнул. — Скажите, пожалуйста, как это ему удалось?
С самым беспечным видом Валя пересказала основательно разработанную «историю» своего знакомства с женихом.
Не приживись за Геттелем репутация соглядатая, его расспросы можно было принять за чрезмерное любопытство, и только. Но что на самом деле скрывалось за ними? Обычная подозрительность профессиональной ищейки или серьезное подозрение? Немаловажное значение имело и то, кому докладывал Геттель. Одно дело, если он осведомляет обо всем неладном кого-либо из высших чиновников РКУ, другое дело — абвер, и уж совсем скверно — если гестапо или СД.
Валя понимала: в любом случае нужно немедленно предупредить Кузнецова.
Между тем они подошли к дому Вали. Прощаясь, «рыжий майор» выразил надежду, что фрейлейн Валентина устроит ему при случае встречу с Зибертом.
Валя обещала.
В тот же вечер девушка подробно, не пропуская ни малейшей детали, передала Николаю Ивановичу содержание встревожившего ее разговора.
Командованию отряда было над чем задуматься. С одной стороны, кроме расспросов Геттеля, ничто не давало основания полагать, что Зиберт выслежен и разоблачен. Иначе не гулять бы ему по улицам Ровно, а сидеть на Почтовой, 26, где размещалось гестапо. С другой стороны, могло быть и так, что гитлеровцы «зацепили» его, но не имеют серьезных доказательств, что перед ними советский разведчик, и выжидают. Наконец, имела право на существование и третья, самая правдоподобная, версия, что Мартин Геттель вел непонятную игру пока самостоятельно, до поры до времени никого в нее не посвящая.
Тщательно взвесив все «за» и «против», в отряде склонились в пользу третьей версии и рекомендовали Кузнецову пойти на встречу с Геттелем, не теряя, разумеется, благоразумия.
Вот тут-то фон Ортель и сделал шаг, который в условиях фашистской Германии, где соглядатайство было нормой поведения, следовало расценить как высшее проявление дружбы и доверия.
— Я хочу дать вам добрый совет, Пауль, — сказал штурмбаннфюрер Зиберту наедине, — вернее, не вам, а вашей невесте. Последнее время ей оказывает всяческое внимание майор Геттель.
Зиберт оскорбленно выпрямился:
— Ревновать фрейлейн Валентину, мою невесту, к майору…
— Успокойтесь, Пауль. При чем здесь ревность? Речь идет совсем о другом. Я ваш друг и именно поэтому желаю фрейлейн Валентине держаться подальше от Геттеля. Я встречал этого парня в «доме Гиммлера» на Принц-Альбрехтштрассе. Прикажете разъяснить, что это значит?
Разъяснений не требовалось. Вся Германия содрогалась при одном упоминании этого адреса. На Принц-Альбрехтштрассе, 8, в Берлине размещалось главное управление гестапо и СД. Значит, Геттель действительно гестаповец!
Николай Иванович теперь не сомневался, что, раз Геттель завел разговор о нем с Валей Довгер, он непременно попытается прощупать и других его знакомых. Этот прогноз подтвердился уже на следующий день: «рыжий майор» вызвал к себе Лидию Лисовскую.
— Должен вас предупредить, — начал он, — что содержание нашего разговора строго конфиденциально и не имеет никакого отношения к факту нашего личного знакомства. Вы поняли меня?
Лидия поняла.
Удовлетворенно кивнув, Геттель продолжал:
— Что известно вам или вашей сестре о гауптмане Зиберте?
Пожав плечами, Лидия рассказала все, что считала нужным. Следующий вопрос Геттеля был довольно неожиданным:
— Не говорил ли Зиберт вам что-нибудь об Англии?
Лидия недоуменно переспросила:
— Об Англии? Никогда! Почему он должен говорить со мной об Англии? У нас достаточно других интересных тем для бесед.
