А еще был случай… Записки репортера - Илья Борисович Гейман
В конце смены мы вместе вышли из типографии. Сели в скверике поболтать. Я спросил, как получилось, что они не занимаются в школе, а пошли учиться на рабочего.
Я льщу себя мыслью, что за один день парни успели поверить в меня. Во всяком случае, рассказали свою невероятную историю.
Оба они из обеспеченных семей. У одного отец генерал. Правда, у того новая семья и живет он в Москве, но щедро помогает сыну и его матери. Они ни в чем не нуждаются. У другого отец большая шишка и у него тоже дом полная чаша.
Никто из них не мог рассказать мне, что с ними случилась. То ли потребность в острых ощущениях, то ли чей-то дурной пример подействовал – они стали ворами, карманниками.
Ребята смышленные, блестяще освоили свою преступную профессию и начали жить-поживать, да добра наживать. Неизвестно как долго продолжалась бы такая вольготная жизнь, но недавно их карьере пришел неожиданный конец.
В первые послевоенные годы в стране небывало разрослось воровство. На этом фоне Верховный Совет принял указ, по которому мелкая кража приравнивалась к крупной и за нее полагалось жестокое наказание. Много лет отсидки.
Несерьезная шушера, вроде моих карманников, бросилась врассыпную. Они поняли, что их промысел не компенсирует долгое заключение за решеткой. Мои мазурики приняли достойное решение. Они завязали с преступным прошлым и пошли осваивать рабочую профессию. Откликнулись на первое же объявление. Им повезло. Профессия ребятам попалась не из худших.
– Серьезное решение? Навсегда? – спросил я у парней. – Или, когда об указе забудут, вы снова возьметесь за свое?
– Нет, мы твердо решили. Научимся, начнем зарабатывать. И жить на эти деньги, как все люди, без оглядки.
– Значит, демобилизация?
– Да, полная.
Вечером я пришел в общежитие. На звук отпираемой двери выглянула девушка, ученица из нашего цеха.
– Знаешь, что я хочу тебе сказать, – возбужденно заговорила она. – Днем у меня был вопрос, не знала, как что-то на машине сделать… Пошла к тебе спросить, а за твоей спиной два охранника стоят. Струхнула и не стала подходить.
Я расхохотался.
– Они такие же ученики, как ты. Ко мне сегодня их приставили.
– Слушай, а немного борща не поешь? – спросила она так по-свойски, что я по-свойски и согласился.
С этого и возникла наша коммуна. Я сразу начал прилично зарабатывать – появилось подкрепление к их ученическим копейкам. Девчонки стряпали, варили чай. Но, главное, у нас теперь было с кем поболтать. Жизнь как бы изменилась.
При этом не было никаких заигрываний, ухаживаний. Да я и не очень понимал, что это такое. Может быть, природа еще во мне не проснулась.
* * *
Кто умеет в буднях быть счастливым,
Тот, и впрямь, счастливый человек.
Эдуард Асадов.
Была у меня замечательная авторучка. Трофейная. Мне привезли ее в подарок с фронта. До того я всю жизнь писал пером, которое называлось “86”. Макал его в чернильницу. А тут новенькая, блестящая самописка – хоть возьми и полижи. С золотым пером и таким же золотым зажимом для кармана.
Вспомнил я о ней потому, что в первые дни в Хабаровске собрался в театр. А как иначе? В больших городах люди всегда ходят в театр. Принаряжаются, и ходят.
С нарядами, правда, у меня дело обстояло неважно. За войну мы ничего нового не покупали. Наоборот, несколько раз выскребали, что могли, и отдавали в помощь фронту.
Теперь я оставался в потрепанном костюме, в каких-то опорках на ногах, да в латанной рубашке. Жаловаться было нечего – все тогда жили очень бедно. Да об этом и не думалось – привыкли, присмотрелись.
Словом, собрался я в театр. Посмотрел на себя критически в зеркало и вспомнил об авторучке. Подумал: она украсит пиджак и отвлечет внимание от безобразных брюк.
Пристегнул ее в наружный карман и она, действительно, засияла у меня на груди.
В театре я с гордостью поглядывал на нее, расхаживая по фойе. Заметил, что многие, пришедшие в театр, одеты не лучше меня. Правда, встречались и принаряженные, хорошо пахнущие, но их можно было по пальцам пересчитать.
В какой-то момент бросил взгляд на собственную грудь и вижу – ручки на месте нет. Я забеспокоился, поспешил к своему месту в зрительном зале, принялся искать под креслами – ручки нигде не находилось.
Для меня это было равносильно катастрофе. Расстроенный, почти не спал ночью – мысленно оплакивал утрату.
Наутро пришел на работу. Мои мазурики сразу заметили, что я не в себе, и спросили:
– Что-то случилось?
Рассказал им о ручке и о том, как она пропала.
– Может, стащили? – посмотрел я на ребят. – Слушайте, у вас, возможно, есть какие-нибудь знакомые в этой среде. Поспрашивайте, а вдруг, кто знает? Я им деньгами смогу отдать…
* * *
Сострадание есть высочайшая форма человеческого существования.
Ф. Достоевский.
Я показал парням их линотипы – каждому свой. Усадил за клавиатуры и дал задание на всю неделю: узнать, где какие буквы находятся и приучать к ним пальцы, чтобы чуткими становились и сами дорогу узнавали.
Вернулся на свое место и только успел включить машину, ко мне подошла девушка из администрации.
– Позвонили из редакции “Тихоокеанской звезды”. Просят зайти к этому человеку, – она протянула записку. – Там и адрес.
– Когда зайти?
– Сейчас.
– А работа? У меня набор в текущий номер газеты.
– Я спросила на верстке. Сказали, ничего срочного нет. Можешь идти.
– Не знаешь, зачем?
– Они не говорили.
Я пошел по адресу. В голове стучал молоточек: “Я знал, что будут ругать. Зачем вызывают – домой отошлют?”.
Шел-шел и к своему удивлению пришел к родному общежитию. Оказалось, оно стоит во дворе редакции. Вошел в здание, нашел человека по записке.
– Как поживаешь? – спросил он.
– Хорошо. Осваиваюсь.
– Знаю. В общежитии устроился. Не обижают?
– Нет, люди хорошие.
– А с питанием как?
– Хлеб по карточке. А остальное… За войну привык…
– Пора отвыкать. Знаешь, зачем я тебя позвал?
– Ругать будете?
– Да нет, ругать не за что. Наши метранпажи тебя хвалят. А дело у меня к тебе вот какое. Напротив твоего дома есть столовая. Мне кажется, она без вывески, но найти можно. Как раз напротив твоего дома. Вот, возьми письмо и передай его заведующей.
– А что потом?
– Как что потом? Потом у тебя каждый день будет еда и ты начнешь забывать свои военные привычки.
– А
