Анатолий Онегов - За крокодилами Севера
Свой первый рыболовный опыт я приобретал сразу после войны на пруду в дачном поселке Кратово. Тогда это был красивый, задумчивый водоем, покой которого не особенно тревожили немногочисленные по тем временам дачники-купальщики, собиравшиеся на берегу пруда в теплые летние дни. Здесь я ловил своих первых окуней на живца-карасика, здесь постигал науку охоты за вполне приличной плотвой — плотву полагалось ловить на хлеб, забрасывать снасть надо было как можно дальше, за полосу подводных зарослей, вытянувшихся вдоль всего берега. Настоящего длинного удилища у меня в то время еще не было, удилище я изготовил себе всего-навсего из ольшинки, а потому леску с поплавком, грузом и крючком приходилось раскладывать сзади себя на дороге, выжидая, когда поблизости не будет пешеходов, а затем, работая коротким удилищем, как кнутовищем, все-таки отправлять насадку в нужное место. И плотва размером в полторы ладони взрослого человека мне исправно попадалась.
Здесь, возле кратовского пруда я впервые встретил рыболова с настоящим спиннингом и с замиранием сердцем следил, как этот рыболов-счастливчик подводил к берегу настоящую щуку, позарившуюся на блестящую, видимо, никелированную блесну-полоску.
С тех пор прошло и не так уж много времени, и вот я снова в Кратово. Пруд, раннее утро, и я с удочкой в руках ищу подходящее место, где расположиться в надежде увидеть поклевку и выловить хотя бы самого небольшого окунька, вроде тех, что попадались мне здесь еще во времена моего детства… И одного единственного окунька я наконец отыскал. Надеялся встретить и другого… Но нет, ничего не получилось. Да и вряд ли могло получиться, если с утра пораньше пруд каждый день превращался в бассейн-лягушатник, из которого повсюду высовывались головы купающихся…
Река Ока в своем среднем течении от станции Фруктовая до села Слёмы. Здесь после дачных дней в поселке Кратово продолжилось мое летнее детство — сюда после весенних экзаменов в школе меня стали отправлять на лето к нашему знакомому, к дяде Мише, в село Алпатьево. И здесь, на Оке, «под горами», на которых и стояло наше село, казалось, я знал все места, где водилась та или иная рыба.
Слева от «гор», на перекате, на «песках», шумно охотились шересперы. Выше «песков», под Крутым яром, где в глинистом обрыве таилась «бабка», личинка бабочки-поденки, держалась самая разная рыба. Еще выше по течению, под нависшими над самой водой ольхами, все лето жировали туполобые голавли, которых можно было сманить кузнечиком, насаженном на крючок без груза… Под самими селом, под «горами», все лето обитало стадо лещей. Да еще каких лещей! Именно за ними приезжали сюда рыболовы из Рязани, подкармливали рыбу, а там и добывали на свои полудонки с поплавками из гусиных перьев и скользящими грузилами бронзовых лещей-подносов.
Эту ловлю вскоре освоил и я и никогда после этого не возвращался домой без одной — двух очень приличных рыбин. А чуть ниже села Слёмы, напротив острова, лещей вообще было видимо-невидимо. Так на перемет с тридцатью крючками, поставленный на ночь, можно было поймать чуть ли не с десяток тяжелых рыбин.
Недалеко за Слёмами, в лугах, три заливных озера. Одно из них, озеро Долгое мне особенно запомнилось своей красноперкой. Увесистые рыбы — три-четыре на самую большую сковороду, исправно ловились на червя все лето. За утро я налавливал таких красноперок почти полную корзину-садок, а затем нес домой, в Алпатьево, и отдавал то одной, то другой семье. Народ в то время жил бедновато, деревни еще не оправились после войны, почти по всем домам женщины-вдовы с детьми-сиротами. Как жили, чем кормились они в то время? Ответить точно на этот вопрос мне сейчас трудно. Помню только, что в доме было немного хлеба и было молоко, на котором и жарила хозяйка дома, на таганке, у печи пойманную мной рыбу. Молоко на сковородке, конечно, тут же подгорало, и запах этого горелого молока долго помнился мне вместе с глазенками детишек-сирот, ждавших, когда мать поделит между ними приготовленную рыбу…
И снова прошло время…Я уже совсем самостоятельный человек, инженер. В моем рыболовном арсенале самая современная по тем временам снасть. Я снова на своей Оке… Вот он обрывистый берег, поросший ольхой, где когда-то стояли крутолобые голавли.
Ищу голавлей, но не нахожу… «Пески», перекат, где всегда охотились шересперы… Нет шересперов…Ищу прежних лещей. Ищу прежнюю рыбу день, два, три, и за все это время вылавливаю спиннингом только двух щучек, едва по килограмму каждая… На Долгое озеро не пошел, узнав от паромщиков, что рыбы там теперь почти нет…
Брянская область. Река Неруса. 1955 год. Впервые держу в руках настоящий спиннинг. Блесны еще не самодельные, а магазинные. Их достоинства известны мне пока только из книг. Большое село над самой рекой. Чуть ниже села долгая каменистая отмель-перекат, уходящая постепенно в яму. Здесь на вращающуюся блесну по имени «Пун-яб» соблазняю самую первую свою щуку… Щуки много. В заливе, выше села, на глубине кто-то останавливает ударом-зацепом мою тяжелую бронзированную «ложку». Долго не могу приподнять со дна эту «корягу». Затем «коряга» все-таки оживает и медленно-медленно движется на глубину. Пытаюсь сопротивляться, но в ответ получаю только свою блесну со сломанным тройником…
Под берегом, на свале переката, у самой ямы располагаюсь на лодке ловить рыбу на живца-пескарика. Почему не поставил в тот раз металлический поводок, не помню. Но факт остается фактом: на пескаря позарилась щука… Шестиметровое бамбуковое удилище вот-вот согнется в дугу. Я уже опытный рыболов-удильщик, и с рыбой понемногу справляюсь. Но когда вижу наконец поднявшуюся к самой поверхности громадную щуку длиной чуть ли не в мое кормовое весло, понимаю, что стоит этой страшилище хотя бы чуть-чуть повести головой в мою сторону, и она тут же перережет мою жилковую леску.
Вижу, что леска выходит из правого угла ее пасти — из самого угла. Спасение для меня — так и держать щуку правым боком к лодке и давать уходить ей только налево — так жилка не коснется зубов, останется в самом углу пасти…
Еще раз рыбина скрывается в глубине, еще раз осторожно поднимаю ее к самой поверхности — теперь она совсем близко от лодки и удилище поднято почти вертикально. Еще немного, и щуку можно будет взять… Наверное, именно так все и было бы, если бы не нелепая случайность…
Кусты на берегу реки были невысокими. Мое удилище, поднятое вверх, оказалось выше кустов и, видимо, показалось сухой веткой появившейся невесть откуда сороке. И эта сорока всей своей тяжестью опустилась на тонкий кончик удилища… Удилище в мигснова согнулось в дугу, леска сразу ослабла, щука, только что стоявшая у самой лодки как будто в забытьи, тут же почувствовала это и, мотнув головой в мою сторону, обрезала крючок и, не торопясь, ушла в глубину.
