Геннадий Падаманс - Первостепь
Игривая Оленуха ощутила приступ неуправляемой ярости. Она хотела немедленно, сейчас, туда, на носилки, вместо той женщины; для этого ей нужно было разорвать гиену, которая не пускает, почему-то она была уверена, что способна разорвать, она и рванулась, чтобы разорвать, но от её рывка так сильно всё затрещало, как будто пополам разорвался весь мир, а не гиена. А после она кого-то ударила, сильно ударила, и ещё раз ударила, и ещё раз, она била и била, но кто-то совсем чужой всё равно тащил её сквозь темноту. И тогда Игривая Оленуха открыла глаза и узнала тащившего. «Следил», - еле слышно сказала она, и Сосновый Корень, услышав голос жены, остановился. Игривая Оленуха хотела спросить про землю Тлантиду, но у неё вдруг скрутило живот, её стало рвать кровью. Она поняла, что умирает, и просто закрыла глаза.
А там ничего не было. Ни вожделенной земли, ни даже гиены. Одна пустота.
****
И опять Режущему Бивню снится странный сон. Яркий и чёткий. Он видит мамонта, знакомого мамонта. И этот мамонт по дружбе ему говорит:
– Не печалься. Тебе помогут.
Режущий Бивень сильно удивлён. Почему-то он не радуется, как будто что-то здесь не так. Мамонт видит его замешательство и спрашивает:
– Ведь не хочешь оргий?
С этим замешательства нет. «Не хочу!» - негодующе отвечает Режущий Бивень.
– Тогда зови Кленкена. Этот поможет.
Странное имя. То ли он его знает, то ли не знает. Во сне, кажется, знает. Даже зовёт: «Кленкен!»
Никто не отзывается. Мамонт куда-то исчез. Он один тут. И снова зовёт: «Кленкен». Тишина. Он зовёт в третий раз: «Кленкен!» - но никто не появляется. Кажется, и не появится. Значит, оргии будут. Режущий Бивень расстроен, сильно расстроен, он изо всей силы кричит: «Кленкен!» - и теперь его зов услышан.
Появляется странный человек. Его лицо страшно раскрашено, Режущий Бивень боится даже туда посмотреть, он смотрит на руки появившегося. В руках человек держит палку. Кривую палку, концы которой стянуты верёвкой. Режущий Бивень вдруг понимает, что этой кривой палкой Кленкен отменит оргии, но так ему это странно, даже тревожно, он так озадачен, что не выдерживает напряжения и просыпается.
Ещё совсем рано. Чёрная Ива спит, вчера та как будто бы прихворала. «Пускай хорошо выспится», - думает Режущий Бивень. Он тихонько встаёт и, как спал в штанах, так и выходит. Босиком.
В том, что он вышел босиком, нет чего-то необычного. Не зима ещё и не на охоту он собрался. Просто так вышел. Ему немного зябко без верхней шкуры, в одних коротких штанах, но Режущий Бивень на это не обращает внимания. Он думает о своём сне. Не выскакивает из головы этот странный Кленкен. Как узнать, кто такой? Может, духа какого-то так зовут. Тогда Режущему Бивню нужно справиться у шамана. Но это может быть и какой-нибудь древний предок, об этом, возможно, знает старейшина Бурый Лис. Режущий Бивень не может решить, кого именно ему искать, к тому же и тот и другой могут ещё спать, а уж будить-то он, конечно, не станет. Покуда Режущий Бивень так остановился в замешательстве, к нему сзади подходит Колючий Ёрш.
– Режущий Бивень знает уже, что вернулись разведчики?
– Нет, не знает ещё.
– Таймени задерживаются. Путина пока что откладывается, - у Колючего Ерша такое хмурое лицо, даже кажется, что все его бородавки особенно вспучились, но Режущий Бивень вдруг не в силах сдержать улыбки. «Это надо же, вот так Кленкен!» - думает он. Раз путина откладывается, тогда откладываются и оргии, которые после путины. А если таймени вообще не придут, тогда и оргий, наверное, не будет. Колючий Ёрш странно глядит, не может понять, чему же так рад Режущий Бивень, а тот уже и забыл про него, совсем забыл. Назад ему надо идти. Незачем знать про Кленкена ни шаману, ни старейшине. Ещё заподозрят, что Режущий Бивень как-то причастен к задержке тайменей. Зачем ему это? Он возвращается. Но не спешит. Ему радостно. Как так быстро сбывается сон, какой этот Кленкен молодец, расторопный. Не зря же он так его звал. Не зря, - думает Режущий Бивень.
В его чуме откинут полог, Чёрная Ива уже проснулась, и она не одна. Режущий Бивень слышит голос подруги жены и останавливается. Не хочется ему мешать женскому разговору, пускай поболтают, ему так радостно, он лучше тут постоит, возле чума, на ветерке.
Однако женский разговор не пустой, и Режущий Бивень волей-неволей прислушивается. «У Игривой Оленухи дела совсем плохи, - говорит подруга жены. – Лежит в беспамятстве и бредит. Какую-то землю Мантиду поминает, безволосого мамонта, лошадей каких-то с верёвками, женщину на носилках, чумы из камня. К ней шаман уже приходил, сказал, что Игривая Оленуха серьёзно прогневала духов и теперь, наверное, скоро умрёт».
Режущий Бивень цепко вслушивается в разговор, с каждым словом всё крепче, и… и опять он не может не восхититься Кленкеном. Здесь ведь тоже какая-то связь. Мамонта он тоже видел, а верёвкой была связана кривая палка, не лошади, но всё равно, ведь если эта молодая женщина умрёт, так это же ещё один повод, чтоб отменить оргии. Главное, чтобы она не умерла сразу, а чуть попозже, прямо перед праздником. «Когда же точно умрёт Игривая Оленуха?» - думает Режущий Бивень, но вдруг ему всё же становится стыдно. Зачем он так думает, почему радуется? Эта женщина из его племени, эта женщина – жена его друга, а он рад, что она скоро умрёт. Как так может быть? Позорно так думать. Постыдно! Если б он мог чем-то помочь Сосновому Корню, но чем он может помочь?.. Ничем. Здесь он бессилен и способен только ждать, как развернутся события сами собой. Но смерти жены своего друга он желать не будет. Режущий Бивень запрещает себе даже думать об этом, пусть лучше Игривая Оленуха поскорее выздоровеет и посрамит шамана. Хотя, от того, как он думает, ничего ведь не изменится. Другие силы здесь замешаны. И про Кленкена он всё равно никому не расскажет, ни одному. Пускай шаман сам с этим борется, сам пускай всё выясняет и разбирается. На то он и шаман.
Задумавшись, Режущий Бивень пропустил мимо ушей часть женского разговора. Но теперь услышал имя жены и снова следит за беседой. Подруга допытывается у Чёрной Ивы, что та видела, пусть расскажет. Режущий Бивень сразу же встревожился. Как это Чёрная Ива может быть причастна к болезни Игривой Оленухи? Причём здесь его жена? Между тем Чёрная Ива отвечает подруге неожиданно требовательно, с твердью в голосе: «Пускай Сквалыга при мне больше никогда не упоминает этого имени!» «Как? Это же наша подруга», - возражает Сквалыга, и Режущий Бивень тоже удивлён словами жены, как-то резко она говорит, непонятно и холодно. «Разве не сама Сквалыга передала слова шамана, что эта женщина серьёзно прогневила духов? И теперь Сквалыга хочет, чтобы эти разгневанные духи услышали, что у той женщины есть ещё подруги, и эти подруги очень интересуются делами той женщины, как раз теми самыми делами, которые так разгневали духов. Уж не хочет ли Сквалыга, чтобы гнев духов перекинулся и на других? Чёрная Ива такого не хочет и потому запрещает упоминать это имя!»
