Владимир Дуров - Записки дуровской свиньи
— Встать! — опять закричал Зеленый, а потом раздраженно крикнул своим приближенным:
— Скажите же этому олуху, что я Зеленый!
На это учитель отвечал резко и четко:
— А, Зеленый! Ну, когда ты дозреешь, тогда я и буду с тобой разговаривать!
Публика потом рассказывала, что в этот момент у стоящего вытянувшись помощника полицеймейстера Шангерея ус поднялся от улыбки, но моментально опустился вниз.
— Взять! — загремел Зеленый, багровея.
Полицейские бросились на учителя, но он вцепился руками и ногами, в стул так, что пришлось его вынести вон из буфета вместе со стулом.
— Отправить, — сказал Зеленый Шангерею.
Помощник полицеймейстера держал руку под козырек и сказал робко градоначальнику, показывая глазами на учителя:
— Это и есть тот Дуров, которого ваше превосходительство приехали смотреть. Его ждет вся публика. Если его сейчас убрать, выйдет скандал… Позвольте ему кончить представление, и тогда мы уберем его из Одессы с первым уходящим поездом.
Учителю при мне про все это рассказали потом, в уборной, и я видела, как он на минуту задумался, а потом, точно что-то придумал и позвал служащего.
— Ищи мне скорее зеленую краску, — сказал он, когда тот явился.
Несколько служащих заметались по всему цирку, разыскивая зеленую краску; они приносили ему разные краски, но все это было не то… А время шло… Тогда учитель схватил голубую краску.
— Ничего, — говорил он, — краска грязная, но вечером, при огне, похожа на зеленую.
Я видела, как учитель волновался, надевая костюм. Я слышала, какими восторженными криками встретила его публика. Животные сменялись животными; наконец, настала и моя очередь.
Я совершенно не ожидала, какая неприятность ждет меня. Меня взяли и вымазали с ног до головы краской…
И с сырой щетиной я появилась на арене…
Что тут было, — я не сумею, пожалуй, как следует рассказать.
Публика шумела, кричала, стучала палками, била в ладоши; весь этот гам, свист и хохот сливались в какой-то невообразимый гул, а в губернаторской ложе стоял, высунувшись из нее наполовину и упираясь руками в барьер, сам градоначальник и что-то кричал.
Его голос, заглушали общие крики, а учитель, сложив на груди руки, стоял неподвижно посреди арены.
Я ничего не понимала… К моему удивлению, вбежал маленький толстенький с черными усами старик во фраке и, ругаясь по-итальянски, схватил меня за ошейник обеими руками и хотел увести в конюшню.
Но не тут-то было; я уперлась и ни с места…
Этот человек был сам директор цирка Труцци.
Он махнул рукою; прибежали кучера. Кучера стали меня толкать, сдвигать с места, но это не удалось… Я стояла крепко на своих мускулистых ногах. Появился на арене и пристав; он больно ударил меня концом висевшей у него сбоку сабли. Я не выдержала и взвизгнула. На это ответом был хохот публики и крики: «браво, пристав»!
Пристав покраснел, подобрал свою саблю и в смущении скрылся за занавесом…
Эта история не кончилась бы никогда, если бы мой хозяин, ласково погладив меня, не ушел с арены. Я охотно побежала за ним, подняв гордо рыло…
Конечно, хозяин был тотчас же выслан из города.
Эх, лучше и не вспоминать об этих быстрых высылках!
Вскоре нас пригласили в так — называемые приволжские города, и мы уехали туда играть.
IV
На волосок от смерти
Я была привязана цепочкой на палубе пассажирского парохода, рядом с клеткой громадного медведя.
Ловким ударом лапы мой опасный сосед открыл плохо запертую дверцу и со страшным ревом бросился на меня. Я обезумела от ужаса… Горло мое точно сдавило… Я не могла кричать…
Тут я убедилась в глубокой любви и привязанности ко мне моего хозяина.
Увидев меня в беде, он мигом вскочил на спину медведя, просунул свои пальцы медведю в рот и стал тянуть его за щеку… Но это только разожгло ярость медведя; он все сильнее сжимал мою шею зубами…
Учитель, продолжая сидеть верхом на медведе и чувствуя, как слабеют его силы, наклонился к медвежьему уху и стал его кусать.
Медведь заревел и бросил меня, потом перевернулся и стал пятиться, таща на себе учителя и толкая меня задом в свою клетку.
Я очутилась между задней стеной громадной клетки, рядом с хозяином, и между задними ногами медведя.
Служащие толкали железными палками медведя, который с яростью отбивал лапами удары и все сильнее и сильнее жал нас в клетке.
И чем больше били и колотили медведя снаружи служителя железными прутьями, тем с большею силой он прижимал нас…
Наконец, задняя стенка клетки была сломана, и мой учитель ловким скачком, весь изорванный, исцарапанный, освободился и освободил меня.
Медведь бросился на ют парохода, где сидела публика. Мгновенно та сторона, куда явился непрошенный гость, совершенно опустела. И куда только ни направлялся медведь, всюду с криком ужаса и шумом расчищалась перед ним широкая дорога.
Наконец, служители его поймали и заперли в наскоро починенную тут же клетку.
Я долго после этого болела…
VII
Последняя глава
В конце лета мы были приглашены в г. Харьков.
Мое образование еще не вполне закончилось; учитель хотел сделать из меня, очевидно, совсем ученую особу.
И вот в одно утро ко мне притащили маленькую тележку, надели хомут и начали привязывать по сторонам две палки, которые назывались оглоблями.
Мне показалось это в высшей степени неудобным; я начала биться, порвала свою упряжь, сломала даже передок коляски, но ничто не помогло. Меня все-таки запрягли. Так как я уже получила достаточно высокое образование, я тотчас же поняла, что от меня требуется.
Я даже обрадовалась. Ведь я теперь могла заменять лошадь для моего расчетливого хозяина! Так и случилось…
Как-то вечером учитель сидел на моей клетке и о чем-то усиленно думал. Вдруг я услышала неподалеку несколько веселых голосов:
— Едем завтра обедать компанией в ресторан «Старое Бельвю»!
Эти слова были обращены к моему учителю.
— Хорошо, — отвечал он, — я поеду, но только не иначе, чем на свинье.
Как возгордилась я, услышав эти слова! Теперь я открыто могу соперничать с лошадьми; теперь они на меня не будут смотреть, как на никуда негодное существо!
С каким нетерпением я ждала следующего дня и с какою радостью дала себя впрячь в коляску! Наконец, мы выехали.
Наконец, мы выехали.
Толпа детей провожала нас. За нами несся хохот, визг, крики…
— Свинья! Свинья! — надрывались головорезы мальчуганы, любящие все из ряда вон выходящее.
