Стелла Брюер - Шимпанзе горы Ассерик
Немного позднее в то же утро Тина стала обыскивать Пуха. Уильям сначала не обращал на них внимания и даже улегся отдыхать, изредка поглядывая в сторону плато. Вдруг он вскочил и с такой силой стал раскачивать ветви над сидящими обезьянами, что мне показалось, будто он готовит себя к атаке. Тина несколько раз взглянула на него и с явной невозмутимостью продолжала свое занятие. Внезапно Уильям остановился и отчаянно громко хлопнул в ладоши. На этот раз Тина перепрыгнула на ветку к Уильяму и улеглась возле него. Пух почувствовал, что Тина удерживает Уильяма от прямого нападения и, воспользовавшись ситуацией, начал снова заигрывать. В ответ Тина стала бороться с ним, изобразив на лице типичную игровую гримасу.
Уильям, явно расстроенный вниманием, которое Тина оказывала Пуху, принялся хлопать в ладоши и раскачивать ветви. Нападать на Пуха в присутствии Тины он не осмеливался, чувствуя, что она может встать на его защиту. Скоро Тине, по-видимому, наскучили оба поклонника, она спустилась с фигового дерева и исчезла в зарослях кустарника. Уильям пошел за ней, и через несколько минут я потеряла их из виду.
Уильяму уже исполнилось восемь лет, он вступил в подростковый возраст. С тех пор как мы уехали из Абуко, прошло сравнительно немного времени, но Уильям стал гораздо меньше зависеть от моей опеки. Раньше он то и дело выискивал предлог, чтобы забраться ко мне на руки. Теперь он никому не разрешал поднимать его и всячески избегал открытого проявления чувств: при малейшем подозрении, что я хочу поцеловать его, демонстративно отворачивал лицо и упорно высвобождался из моих объятий, когда я, по обыкновению, приходила пожелать ему «спокойной ночи». Такое поведение я могла объяснить только стеснительностью.
Я знала, что дикий шимпанзе в этом возрасте на короткое время отлучается от матери, примыкает к группам, состоящим из одних самцов, и постепенно занимает должное место в иерархической системе сообщества. То, что Уильям демонстрирует нечто подобное, одновременно и радовало, и тревожило меня. Сумеет ли он как следует позаботиться о себе и приспособиться к жизни в этом новом месте, где его подстерегает столько опасностей? Сможет ли без моей помощи избежать этих опасностей? Потом я выкинула из головы дурные мысли.
В конце концов в этом-то и заключалась цель нашей поездки, тем более что рядом с Уильямом находилась дама, которая была гораздо опытнее и лучше меня могла преподать ему урок жизни на свободе.
За ночь припухлость у Тины увеличилась, а вместе с ней возрос и интерес Уильяма. Утром самец и самка снова исчезли. Я вышла на прогулку с Пухом, но уже меньше беспокоилась о безопасности Уильяма. В лагерь мы вернулись еще до полудня. Пух спокойно играл и кормился, а мне надо было ответить на скопившиеся письма. На краю лагеря я увидела Уильяма. Он сидел, держа в руках консервную банку с молоком, а в каждой ступне по нескольку пакетов с супом. Возможно, он был сыт, а может быть, чувствовал, что провинился, — как бы то ни было, увидев меня, он подпрыгнул, виновато кашлянул и протянул мне все, за исключением одного пакета с супом и жестянки с молоком. Когда я попыталась отобрать у него и это, он выставил вперед плечо, потом встал и побежал к Тине, сидевшей на фиговом дереве. Она угрожающе замахала на меня руками. Было ясно, что при попытке силой отнять продукты Тина встанет на сторону Уильяма. Мне не хотелось рисковать и подвергаться нападению разгневанной Тины, поэтому я благоразумно удалилась.
На протяжении следующих дней я старалась не отставать от обезьян, но, судя по всему, мое присутствие мешало им. Кроме того, Тину раздражало внимание, которое оказывал мне Пух. Была и еще одна причина, почему я предпочла оставаться в лагере. Как только Уильям догадывался, что там никого нет, они с Тиной немедленно возвращались с намерением попроказничать. Однажды я едва успела спасти палатку от полного уничтожения. Несмотря на небольшие размеры, Уильям отличался феноменальной силой и благодаря своим способностям к орудийной деятельности был исключительно талантливым взломщиком. Дверца продуктового прицепа вверху и внизу закрывалась на довольно внушительные висячие замки. Однажды вечером, придя за припасами, я обнаружила, что не могу отпереть прицеп.
По-видимому, Уильям пытался открыть замки тонкой проволокой, которая сломалась и застряла в одном из них. Другой был забит деревянной трухой от веточек, которые он засунул туда.
Мне удалось вычистить и открыть забитый щепками замок. А второй, с торчащей проволокой, в конце концов сломали, и прицеп три дня был закрыт только на нижний замок. Хотя дверца была сделана из сантиметрового железа и стальной сетки толщиной в полсантиметра, а в центре ее имелась внушительная задвижка, Уильям все-таки ухитрился добраться до припасов. Вот как он этого добился: уцепившись одной рукой за крышу прицепа и повиснув на ней, он начал ступней барабанить по двери, а свободной рукой манипулировать с задвижкой, пытаясь открыть ее. В конце концов это ему удалось. Несмотря на нижний замок, сверху при открытой задвижке образовался зазор. Уильям просунул пальцы и стал тянуть дверь на себя — получилась щель, достаточно широкая, чтобы вставить туда короткую, но толстую бамбуковую палку. Умело работая ею как рычагом, Уильям еще немного отклонил дверцу прицепа и просунул внутрь свою длинную мускулистую руку. Бамбуковый рычаг так и остался торчать из двери, поведав мне о том, как был осуществлен взлом. Однако восстановить картину во всех деталях я смогла лишь спустя некоторое время, когда дверь была уже прочно закрыта на два навесных замка, а Уильям тщетно пытался повторить свой подвиг.
С самого начала осуществления своего замысла я старалась как можно меньше воздействовать на поведение шимпанзе. Но вскоре я поняла, что у меня нет выбора: если я хочу по-прежнему жить в лагере, мне нужно отучить Уильяма от похищения пищи, одежды и оборудования.
В Абуко я пользовалась статусом доминирующего существа, занимающего высшую ступень в табели о рангах. Однако после переезда сюда я поняла, что мой контроль над Уильямом ослабевает. И причина заключалась не только в том, что Уильям подрастал и обретал самостоятельность, но и в том, что его поддерживала Тина. Мне приходилось быть предельно осторожной, чтобы не рассердить ее. За два года жизни на свободе Тина почти полностью утратила доверие к людям, приобретенное ею в Абуко, поэтому испугать ее было гораздо легче, чем Уильяма или Пуха. Я была уверена, что смогу остановить ее, если она, защищая кого-нибудь из них, осмелится напасть на меня. Но тем самым я могла напугать ее и разрушить ту непрочную связь, которая установилась между нами. Больше всего на свете я боялась, что она убежит. И в то же время, если я буду все время уступать или слишком пассивно отстаивать свои позиции, мне придется встретиться лицом к лицу с разъяренной самкой шимпанзе весом в 40 килограммов. И уж тогда мне не поздоровится: она может сбить меня с ног и как следует покусать. Мне с большим трудом удавалось избежать и той, и другой возможности. Рассчитывать на помощь Уильяма не приходилось, поскольку он очень скоро понял, что в присутствии Тины может вести себя как ему вздумается.
