Дорин Тови - Новые кошки в доме

Мои соседи, конечно, заверили бы его, что я невменяема. И всегда была такой. Даже Лилия Ричардс, по-моему, считала меня слегка сдвинутой. Как-то утром я ехала вверх по склону, а она ехала мне навстречу. Дорога слишком узкая, чтобы спокойно разъехаться, так что она прижалась к обочине и просигналила мне фарами, чтобы я продолжала путь. Я послушалась — и тут же увидела прямо перед собой дрозда, который прыгал с места на место, что-то поклевывая.

Он явно не собирался улететь. Кроме голубей мисс Уэллингтон, птицы тут непуганые. Они знают, что никто в Долине вреда им не причинит. Фазаны, точно воробьи, прилетают из леса на крышу дровяного сарая и кружат, шелестя крыльями, точно почтовые голуби, кружа над моей головой, когда я выхожу насыпать им кукурузы. Однако медлить, пока дрозд не соблаговолит убраться с дороги, я не могла — Лилия Ричардс ждала, чтобы я освободила проезд. Ну, я и просигналила — Чарльз всегда рекомендовал мне погудеть, если путь мне загораживает упрямая птица. Птицы, объяснил он, пугаются внезапных звуков и взмывают вверх как ракеты. И дрозд взвился, возмущенно защебетав — этакая наглость с моей стороны! Чертова баба за рулем, возможно, выругался он. Однако Лилия Ричардс разглядеть дрозда с такого расстояния не могла. Она только услышала, как я отчаянно сигналю, после чего я помчалась вверх по склону, проскакивая мимо нее, подняла приветственно руку, но продолжала смотреть прямо перед собой. Поглядеть на нее я не могла — я огибала валун, торчащий из откоса, но она, видимо, этого не сообразила. Вечером она появилась у меня на крыльце и ледяным тоном осведомилась, что она сделала не так.

— Абсолютно ничего, — ответила я и объяснила про дрозда, но она явно мне не поверила.

Коротко кивнув, сухо пожелав мне «спокойной ночи», она удалилась, со стуком захлопнув за собой калитку. О чем я пожалела вдвойне, так как хотела спросить ее кое о чем.

Уже довольно давно я обратила внимание, что по субботам мимо проходит мужчина с бородой и в широкополой шляпе по моде художников из «Богемы», уставившись в открытую книгу. Зрелище весьма необычное, поскольку посторонние посещают Долину, чтобы полюбоваться ее красотой, а он словно не замечал ничего вокруг. К тому же дорога тут таит немало ловушек — рытвины, камешки, на которых легко подвернуть ногу. И если бы он действительно читал стихи или кого-нибудь из классиков, как, очевидно, хотел внушить всем, кто его видел, то давно бы уже растянулся на земле во весь рост. Вероятно, он просто притворялся эффекта ради, а сам смотрел мимо книги себе под ноги — но для чего ему могла понадобиться такая нелепая уловка? И он сворачивал на дорогу к коттеджу Лилии — чтобы навестить ее? Она же учительница. И организовала в деревне литературный кружок? И он — исполненный энтузиазма член этого кружка?

Я жаждала узнать, в чем дело, а теперь она рассердилась на меня и спросить ее я не могла. Ну да ладно, все выяснится само собой, решила я, закрыла дверь, вернулась к пылающему в камине огню и к кошкам. Комбинация эта привела к дальнейшему развитию событий. Как, вероятно, помнят мои читатели, Чарльз занялся выращиванием лещины, орехи которой преимущественно съедал Ланселот, столовавшийся у нас самец полевки. Однако, когда наступила эта зима, Ланселот не появился. То ли скончался от старости и теперь играл на арфе мышиных размеров, то ли нашел на время холодов более удобную квартиру. Как бы то ни было, в лесу напротив дожидался урожай орехов, пока никем не востребованных. Я пошла туда и собрала большую корзину, на какие-то часы опередив нашествие белок: на следующее утро они возвестили о своем прибытии громким цоканьем и закопали оставшиеся орехи на лужайке коттеджа.

Вечером я читала и ела орехи минут пятнадцать, а затем их решил попробовать Сафра. И Я Хочу, взвыл он, упершись одной передней лапой в мое колено, а другой теребя мою руку.

— Ты же не станешь их есть, — сказала я, протягивая ему ядрышко и ожидая, что он его оттолкнет. А он взял, с аппетитом съел и сразу потребовал еще. Он, сказала Шани, которая чинно сидела рядом со мной, обвив лапы хвостом, Совсем Свихнулся. Кошки — не обезьяны и орехов Не Едят.

А Саф вот ел. Более того, когда мне надоело щелкать их для него и я бросила орех в скорлупе — пусть догоняет его по полу! — Сафра кинулся за ним, отнес на каминный коврик, раздавил в зубах, наклоняя голову набок, потом уронил на коврик, отделил ядрышко от скорлупы и съел.

Всю зиму это оставалось его коронным номером, тем более что зрители, наблюдая за ним, смеялись до упаду. Как-то у меня обедали Дора с Нитой, и я разложила на каминном коврике рядок орехов, чтобы они увидели все своими глазами. Я полагала, что Саф удовольствуется одним, а затем я буду вручать ему по штучке, но он принялся щелкать их один за другим, съедая ядрышки.

— Как вы умудрились научить его этому? — ошеломленно спросила Нита, а я ответила, что он сам додумался.

У него и Шани постоянно зарождались новые идеи. Иногда их сообразительность меня просто парализовывала. Или причина заключалась в том, что я столько времени проводила наедине с ними и оттого замечала больше? Или (эта гипотеза возникала у меня много раз) кошки с каждым поколением становились все умнее, а потому и все более доминирующими?

Перед Рождеством я получила новое свидетельство в пользу этого предположения. Мне хотелось посмотреть американский сериал «Север и Юг» о Гражданской войне за освобождение негров. Первая часть шла с восьми до десяти вечера, и мне было дозволено посмотреть ее без помех. Но вот когда после последних известий я вознамерилась посмотреть продолжение, начинавшееся в половине одиннадцатого, мне пришлось почувствовать августейшее неодобрение.

Обычно мы с кошками отправлялись на боковую около одиннадцати. И когда этого не происходило — когда я иной раз засиживалась перед телевизором за полночь, не обращая внимания на их попытки напомнить мне, что час уже поздний, чего только на меня не обрушивалось! Саф расхаживал по гостиной, как викторианский отец семейства, поглядывая на дверь в прихожую. Шани со спинки кресла надтреснутым сопрано предупреждала меня, что, если я не поостерегусь, меня ждет Собачья Жизнь. Или они усаживались рядом прямо передо мной, пытаясь гипнозом заставить меня выключить телевизор и поспешить к перинке, под которой, как выяснилось, Все Должны Лежать к одиннадцати часам.

И я начинала чувствовать себя виноватой. И даже начинала извиняться. Сползала на край кресла и заверяла их, что вот сейчас кончится. А несколько раз сдавалась и выключала телевизор, не досмотрев до конца. Кто, спрашивала я их грозно, кто тут главный? Ответом служили два презрительных взгляда искоса. Что посеяла, то и жни — в постели вместе с ними под периной, само собой разумеется.