В. Васильев - Два года в тундре
— Разве это быки? Они у вас завтра подохнут!
Олени, действительно, были малорослые и «худомозглые».
Следом за ламутами один за другим стали приходить чукчи, обещавшие продать оленей для зимней поездки отряда.
Первым пришел Калянто; он сдержал слово, привез с собой грузовую нарту и отвел в табун двух быков. За Калянто потянулись Нуттецнй, Котыргин, Теперкез и другие. Возле дома выстроились в ряд 25 нарт.
«Пошивочный коллектив», не покладая рук, мял шкурки и мастерил обувь и одежду. Спешно шились брезентовые вьючные сумы.
Аймет оскандалился. Ездил он на пост за юколой для будущих поездок, которые Скляр думал сделать на собаках от Мухоморной, но Аймет вместо 2000 юкол привез едва третью часть. Остальное он пропил и скормил своим собакам.
«Растратчик» сидел перед Скляром, опустив глаза вниз и не зная, куда деть руки.
— Прости меня, Иван Андренч! Правду скажу тебе: прогулял я, мольче. Не плати мне жалованья, не корми, виноватый я…
— Ты мне юколу, парень, доставай! Нечего каяться. Мне работать нужно.
После этого два дня бегал Аймет по знакомым, выпрашивая в долг где свежих чиров, где юколу. Набрать растраченное зря количество, конечно, не удалось.
На прощание камчадалки несли «на память» отряду рукавички, кисеты и сшитые «от себя» чижи. У Первака таких памятных рукавиц набралось нар пять. Ободранный домик экспедиции был похож на узловую станцию. Одна из его комнатушек была до потолка завалена остающимся снаряжением. Были уже приготовлены доски, чтобы заколотить окна.
Васильев должен был в пути присоединиться к партии Скляра, чтобы во время переходов сделать астрономические определения. Скляр рассчитывал его встретить на Мухоморной или где-нибудь дальше.
Наконец тронулись. Хорошо поскрипывал снег под ногами. Дошли до восточного конца ближнего острова, нанесенного на карте. Достали компас и блокнот. Здесь партия должна была привязать свою будущую съемку к съемке геолога Полевого. Отсюда начинался маршрут экспедиции. Скляр определил азимут… Считает шаги: «И раз, и два, и три!..»
Первый кочевой день начался рано. Раньше всех проснулась жена Кавранто (спали в его пологу), развела огонь. Было слышно, как потрескивают сухие ветки.
Попили чаю, закусили холодным вареным мясом. Поев, Кавранто и его сын обулись, натянули стаканчики, взяли чааты и пошли гонять оленей. Из другой яранги, позевывая, выползли Ваня Рентыургин, Первак и пастух Кавранто — Пшгенкэу с женой и братом. Женщины разобрали шатры и уложили груз на нарты, из которых построили загон с широким входом и узким выходом.
Кавранто и Пиненкэу к этому времени отделили диких оленей от ездовых. Из загона в загородку оленей пришлось принять Марии, которой дали в руки ремень и приказали спрятаться у выхода из загородки.
Остальные оцепили группу ездовых быков, оставив свободным лишь путь к входу в загородку. Затем людское кольцо стало понемногу стягиваться. При этом следовало соблюдать массу предосторожностей, так как резкие движения или неуместный крик могли создать лавину, которая легко бы разорвала людскую цепь. В этом случае ездовые олени смешиваются с дикими и надо снова начинать гоньбу. Несмотря на принятые предосторожности, гоньбу пришлось повторить четыре раза, и лишь на пятый удалось медленно подогнать быков к выходу. Несколько оленей были заранее привязаны внутри загородки для приманки остального табуна. Олень всегда спокойно идет к стоящей спокойно же группе.
Когда головные быки зашли в загородку, тишине настал конец. Люди с громкими криками погнали задние ряды. Все стадо ринулось за передовиками к соблазнительному выходу. Настал черед Марии, которая выскочила из-за прикрытия и перегородила дорогу оленям. На помощь Марии пришла жена Пиненкэу.
Внутри загородки в кучу смешались рога, головы и ноги. Пастухи бесстрашно вошли в круг, начали выводить оленей и запрягать их по одному в каждую нарту. С этим делом провозились часов до двух. Наконец все было готово и караван разбит на звенья. Впереди каждого звена помещались легкие санки звенового вожатого, запряженные парой быков. Кавранто один уехал вперед; след его санок должен был указывать путь каравану. Ему же вменялось в обязанность назначать места для ночевок и корма оленей.
Караван растянулся более чем на километр. У Тепенкау и Кавранто в трех звеньях было около полсотни нарт. Тридцать нарт экспедиции также оказались разбитыми на три звена, во главе которых стали Рентыургин, Первак и брат Тепенкау — Тепеней. Скляру запрягли пару ламутских оленей и показали, как надо пользоваться погонялкой, ибо ему предстояло разъезжать отдельно от всего отряда в поисках обнажений. Мария подвязала к ногам лыжи-снегоступы. До приезда Васильева ей поручалась шагомерная съемка, так как одометр должен был привезти Гаврилыч, а пока расстояния приходилось измерять шагами.
Сзади всех гнал табун брат Кавранто.
Ровным полотном лежала впереди дорога по правому берегу реки Белой. За три дня отошли от Усть-Белой не более чем на 25 километров. Двигались настолько медленно, что Скляр заподозрил какие-то козни со стороны Тынян-Пиляу. На четвертый день закрутила такая пурга, что даже в пологу казалось, что вот-вот разнесет ярангу. На пятый день примчался сам старик. Его выдержки как не бывало. Он что-то долго сердито говорил Рентыургину, пока женщины ставили для него отдельный полог. Оказалось, что у старика взяли оленей по исполнительному листу, и теперь он начал изливать свое горе перед Скляром. Тынян-Пиляу не забыл сказать и о том, что вот, мол, хотел он продать еще несколько оленей для экспедиции и послать одного из своих сыновей на все время кочевки, но теперь нс может этого сделать, так как вместе с отобранной тысячей быков ушел от него и пастух с семьей. В заключение старик пожалел, что продал таких хороших быков. Он уже не интересовался, как прежде, экспедицией и даже приказал Кавранто нс подходить близко к Мухоморной, не желая встретить Чекмарева, на которого он больше всего злился за то, что, благодаря его разъяснительной работе, местный совет запретил Кавранто заниматься перепродажей мехов. Повидимому, Кавранто вел большие торговые операции. Однажды, когда Первая нечаянно опрокинул примус и керосин потек под шкуры, жен щины вынуждены были раскрыть нарту Кавранто, причем обнаружилось, что она была наполнена самыми первосортными пыжиками.
Рентыургин вдруг заболел. Он долго крепился, но температура поднялась до 40° и начались озноб и рвота. Пришлось отправить его в Усть-Белую вместе с Тынян-Пиляу. Отряд остался без «языка». Двигаться стало труднее. Необходимо было держаться ближе к горам, синеющим слева, по Кавранто упорно уклонялся вправо, к реке, ссылаясь на то, что в горах, мол, очень плохие корма.
