Праздники, звери и прочие несуразности - Джеральд Даррелл
Мы сели в такси и завернулись в одеяла. Ночью холодрыга была та еще. Какое-то время мы ехали молча.
— А я как раз сегодня собиралась вымыть голову, — неожиданно и с упреком сказала Пимми.
— Извините, — отреагировал я с покаянной интонацией.
— Да вы не переживайте, — сказала она и загадочно добавила: — Я на них и посидеть могу.
— Вот как? — Про себя я подумал, что это какой-то модный способ мытья волос.
— Да, — с гордостью сказала она. — Такие они длинные. Недавно мне за них предлагали семьдесят фунтов.
— Но лысой вы будете не такая красавица.
— Вот и я так решила, — сказала она, и мы снова погрузились в молчание.
Машина остановилась перед светофором, и водитель вывернул назад шею, чтобы получше разглядеть своих пассажиров. В голубовато-белом свете уличных фонарей мое обескровленное лицо выглядело пугающе бледным.
— Вам там сзади удобно? — обеспокоенно спросил он. — Из вас столько крови вытекло. Может, вам лучше прилечь?
Я посмотрел на обмытую дождем, подмерзающую мостовую.
— Нет, ничего, спасибо.
— А вы не пытались чем-то заткнуть нос? — Кажется, водитель сам поразился глубиной высказанной им мысли.
Я ему объяснил, что моя правая ноздря и без того напоминает городскую свалку. А в госпитале, добавил я мрачно, ее вдобавок еще и прижгут.
— Как в старые добрые времена? — оживился водитель.
— В каком смысле?
— Ну, когда вешали, четвертовали или сжигали.
— Надеюсь, что до этого все-таки не дойдет, — сказал я.
В больницу мы прибыли, заехав на пандус с табличкой (вот вам крест!) «Не для протестантов», но позже выяснилось, что на ней было написано «Не для пешеходов». Видимо, моя ошибка объяснялась перебором ирландцев в тот вечер.
Мы торопливо вошли в вестибюль, где не было ни обкурившихся хиппи, ни алкашей, перебравших денатурата, ни карапузов с ночными горшками на голове. Приемное отделение было вообще пустым, если не считать дежурной сестры. Она нас провела в своего рода молельню и заботливо уложила меня на подобие операционного стола.
— Сейчас придет доктор, — сказала она с трепетом в голосе, словно возвещая о втором пришествии.
И вскоре он появился — на вид подросток в белом халате.
— Добрый вечер, сэр. Добрый вечер, — радостно произнес он, потирая руки, мысленно уже на Харли-стрит[20]. — Кажется, у вас идет из носа кровь, сэр?
С учетом того, что на бороде и усах запеклась кровь, вся моя одежда была в красных пятнах, а из правой ноздри продолжало течь, то был не самый блестящий и проницательный диагноз.
— Да, — подтвердил я.
— Что ж, — доктор извлек из кармана пару хирургических щипцов, — посмотрим на причиненный ущерб?
Одними щипцами он решительно, как бушмен, раскрыл ноздрю, а другими принялся вытаскивать метры окровавленного бинта.
— Мда-а-а, — со значением протянул он, заглядывая в зияющую красную полость. — Там, кажется, еще что-то осталось.
— Мне запихали в ноздрю все, что оказалось под рукой. Я не удивлюсь, если вы там найдете парочку медсестер и сестру-хозяйку в придачу, заблудившихся в лабиринте моей носовой полости.
Доктор нервно хмыкнул и извлек ватный тампон.
— Та-ак, — посветил он внутри фонариком. — Вот оно что. Вижу источник кровотечения. Одна или даже две большие вены, за которыми мы понаблюдаем.
— Спасибо, доктор.
А сам подумал, как можно наблюдать за кровоточащей веной, скрытой в глубине носоглотки.
— Немного кокаинчика…
Он взял что-то вроде освежителя воздуха и впрыснул кокаин мне в ноздрю.
— Вот так, — продолжал он разглагольствовать. — Сестра, вы мне не подадите термокаутер? Спасибо. Это совсем не больно, сэр.
Как ни странно, было действительно не больно.
— Вот и все. — Доктор отступил на шаг с видом фокусника, только что показавшего особенно сложный трюк.
— Все? — изумился я.
— Да. — Он еще раз посветил внутри фонариком. — Больше он не должен вас беспокоить, сэр.
— Я вам очень благодарен, — сказал я, с живостью освобождая операционный стол.
Мы с Пимми направились к выходу, где нас поджидало такси.
— Экий вы шустрый, — с восхищением сказал таксист. — Я думал, вас не меньше часа продержат.
— Они там знают свое дело. — Я с наслаждением дышал через нос, глубоко и свободно.
Машина скатилась по пандусу и выехала на улицу.
— Матерь Божья! — вдруг громко вскрикнула Пимми.
— Что случилось? — вздрогнув, спросили мы с водителем.
— Это не та больница!
— Не та? То есть как? — спросил я.
— Как не та? Вы же сами сказали сюда ехать, — обиделся таксист.
— Нет, — возразила Пимми. — Я сказала «Ватерлоо», а тут написано — «Святой Фома».
— Возле моста. Вы сказали, возле моста. Вот он, мост!
Лицо водителя недвусмысленно говорило: жизнь и так сложна, чтобы еще и лондонские больницы прыгали с места на место.
— Плевать я хотела на мост! Это не та больница. Это не «Ватерлоо».
— Да не все ли равно? — спросил я ее. — Они же все сделали.
— Но я звонила в «Ватерлоо», — сказала Пимми. — Нас там ждет ночная смена.
— Если вдуматься, «Ватерлоо» и «Святой Фома» звучат похоже, — глубокомысленно заявил таксист. — Особенно когда ты крутишь баранку.
Сказать нам на это было нечего.
Мы вернулись в «Абботсфорд», и, пока я галлонами пил еле теплый чай, Пимми звонила в больницу «Ватерлоо», чтобы объяснить недоразумение.
— Я сказала им, что это вы во всем виноваты, — торжествующе объявила она по возвращении. — Я сказала, что вы были немного не в себе и дали таксисту неправильный адрес.
— Премного благодарен, — ответил я.
Ночь и следующий день прошли без каких-либо событий, если не считать того, что в холле один пациент попытался мне продать обеденный стол якобы эпохи Людовика Пятнадцатого, а другой решил отработать азбуку Морзе на двери в мою палату. Но то были мелкие раздражители, зато мой нос вел себя превосходно.
Придя на вечернюю смену, Пимми пронзила меня взглядом василиска:
— Ну что? Были какие-нибудь проблемы?
— Никаких, — с гордостью ответил я, и стоило только мне это сказать, как из носа у меня пошла кровь.
— Господи! Ну почему у вас все начинается в мою смену? — расстроилась Пимми. — Нет бы устроить праздник дневной медсестре!
— Это ваша красота, Пимми, — сказал я. — При виде вас у меня поднимается давление и кровь идет из носа.
— Из каких краев в Ирландии, напомните, вы к нам пожаловали? — спросила она, заталкивая мне в ноздрю тампон, смоченный адреналином.
— Гоморра, на границе с Содомом, — не задумываясь, ответил я.
— Я вам не верю. Хотя язык у вас подвешен не хуже, чем у целой компании ирландцев.
Все ее старания ни к чему не привели — нос продолжал кровить, как прохудившийся кран. В конце концов Пимми сдалась
