Эрик Кольер - Трое против дебрей
Даже когда в лесу нет ветра, в открытых прериях он дует вовсю. Он ворошит снег и уносит его на несколько сот футов или ярдов, заполняя какую-нибудь расщелину или овраг, прида вая им обманчивый вид заснеженной глади.
Как только мы выехали из леса на равнину, нас встретил порыв такого ветра. Пелена поднятого ветром снега неслась по долине, покрывая расстояние не меньше пятидесяти ярдов. Не было ни малейших признаков какой-либо дороги. Не было ни одного валуна, который помог бы нам ориентироваться. «Пошли, пошли!» — крикнул я лошадям, которые внезапно забарахтались в глубоком снегу.
— Ты правишь в овраг, — закричала Лилиан, но было уже поздно.
У меня обледенели ресницы, снег летел мне в лицо, и я не заметил оврага, занесенного снегом. Не заметили его и лошади, которые обычно, даже не видя, чутьем угадывают опасность.
Кони провалились сквозь снег в овраг, упали на животы, а за тем перевернулись на бока, как бы говоря: «С нас довольно».
— Придется распрягать, — проборомотал я, содрогаясь при мысли о том, что надо будет вылезать из саней и забираться в снег.
— Постараюсь вытащить лошадей и оглобли, а затем при помощи цепи вытяну сани.
Я начал выбрасывать одеяла и другие пожитки.
— Цепь, где же, черт возьми, цепь? — нетерпеливо спраши вал я.
— Здесь. — Лилиан всегда знала, где находятся предметы первой необходимости.
— Умница, — улыбнулся я.
Я взял цепь, спустился к дышлу саней и вытащил болт из оглобель. Затем осторожно пробрался вдоль дышла и снял хомут. Стоя около лошадей по пояс в снегу, я закричал: «Пошли, пошли!» Лошади поднялись, рванулись вперед и, не чувствуя тяжести гру за, выбрались из оврага. Остановив их, я прикрепил цепь к дышлу. И снова закричал: «Пошли, пошли!» — подкрепив на этот раз свои слова ударом кнута. Полозья заскрипели. Лилиан и Визи изо всех сил ухватились за края саней. Лошади, тяжело дыша, храпели и тянули изо всех своих сил. И наконец этот овраг был позади. А сколько их еще было впереди, никто не мог знать.
Мы добрались до середины равнины, когда кони внезапно остановились. «Пошли, пошли!» — безрезультатно кричал я. Лошади окончательно выбились из сил. Они отдали нам всю свою энергию, но этого было недостаточно. Я бессмысленно посмотрел на Лилиан. Она ответила мне растерянным взглядом.
— Что делать?
— Верхом, — мрачно сказал я. — Я считаю, что нам при дется бросить здесь упряжку и сани и попытаться доехать до Риск-Крика на неоседланных лошадях.
Это звучало отнюдь не утешительно, но другого выхода у нас не было.
Внезапно Лилиан встала в санях. Она так напряженно смот рела на юг, что у нее выступили слезы на глазах.
— Дым, — воскликнула она, — мне кажется, я чувствую запах дыма.
Я стоял одной ногой на оглобле, другой — в санях.
— Дым? — выпалил я. — В этих прериях, здесь? Ты не в своем уме!
— Я в своем уме, — отпарировала она. — Это дым. Разве ты не чуешь?
Теперь и я почувствовал запах дыма. И все же я не мог поверить собственным ощущениям. Дым на Равнине Озерных Островов?
— Где-то горит костер… — Лилиан замолчала и напряженно всматривалась в даль. — Я вижу его. Это костер. Там индейцы.
Я тоже стал всматриваться в даль. Протерев глаза, чтобы убедиться, что это мне не мерещится, я сказал, почти не веря са мому себе: «Это индейцы!»
Я встряхнул вожжами и щелкнул кнутом.
— Пошли отсюда, клячи! Бодрее шаг! Тащите сани! Мы не одни!
И как бы поняв мои слова, лошади выбрались из снега, под няли головы и дюйм за дюймом потащили сани вперед.
Это были индейцы. Там был Джонни Красный Камень и его толстенькая смешливая подруга Лизи. Там был старый Азак. Он покосился на нас своими слепнущими глазами и сказал: «Белый люди ходи». Там был Джонни Орлиное Озеро, названный по имени озера, у которого он родился. И с ними четыре полуодетых малыша, которым, казалось, был нипочем северный ветер и мо роз, пробирающий нас до костей, несмотря на нашу теплую одежду. Все индейцы были из резервации Риск-Крик, и они шумно объявили нам, что Джонни Красный Камень убил лося, и что все они сегодня понесут мясо домой. Джонни Красный Камень часто заходил к нам в избушку отведать мяса или попить чаю и рассказать о своих злоключениях. К этому склонны все индейцы, когда им попадается терпеливый слушатель.
Теперь туша лося была разрублена топором на четыре части, и вся группа окружила костер, поджаривая огромные куски лосиной грудинки на вертелах, воткнутых в снег.
В такую погоду, какая стояла в последний месяц, ни один белый человек не стал бы охотиться на зверя. Он предпочел бы сидеть на одних бобах, лишь бы не выходить из хижины. Кроме того, белые обычно запасают с осени мясо на всю зиму. Иное дело — индейцы. Они привыкли жить настоящим моментом и не думать о будущем. Их мужчины — прирожденные охотники. Они могут застрелить лося или оленя в такую погоду, когда белый будет бродить по лесу несколько суток и вернется без добычи. Если индеец нападет на свежий след, то он будет преследовать свою добычу, пока не настигнет и не застрелит ее.
— Лучше твоя из сани вылезай и кушай! — с таким привет ствием обратился к нам Джонни Красный Камень. Затем, расхо хотавшись, он спросил: — Какой черт, твоя белый люди ходи в такой нехороший погода?
У костра было тепло, и у меня потекли слюнки от запаха жареной лосиной грудинки.
— Я сумасшедший, Джонни! — засмеялся я в ответ. — Ког да моя сумасшедший нет, моя в хижина сиди, моя женщина, моя парень тоже в хижине сиди, пока весна ходи. Лучше люди, как медведь, живи: зимой в нора сиди, когда снег таять, из нора вылезай.
Я взял охотничий нож Джонни, вырезал большие куски мяса из спины лося и надел их на вертел.
У костра стоял заваренный чай в десятифунтовой банке из-под сиропа. Жена Джонни наполнила им три жестяные кружки и подала нам. Никогда чай не казался мне таким вкусным. И неважно было, из чьих рук я получил его и что это был за чай. Присев у огня, мы уплетали наши бифшексы, даже не дав им хоть немного остыть, благодаря судьбу за то, что Джонни удалось убить лося.
Беззастенчиво рыгая от избытка съеденного мяса, индейцы погрузили в сани части разрубленной туши. Четверо малышей за рылись в одежды из кроличьих шкурок, смеясь и болтая на своем гортанном наречии. Красный Камень взял вожжи и бросил мне вопрос.
— Белый люди, твоя ходи первым желай?
— Нет, к черту, — ответил я. — Индеец конь лучший. Мой конь уставай. Твоя ходи первым, моя — сзади.
Нам было по пути с индейцами, так как их резервация находилась на три мили дальше, чем Риск-Крик.
Протоптанный путь придал новую энергию нашим коням. У хомута уже не скапливался снег. И хотя дорога была нелегкой, лошади смогли идти без задержек и покрывать от двух до трех миль в час. К заходу солнца мы приехали в торговый пункт. В лавках и на почте в Риск-Крике кипела жизнь. Только что прибыла шестерка лошадей с грузом товаров, предназначенных для отдаленных торговых пунктов.
