Иван Басаргин - Чёрный Дьявол
— Как не знать. На моих глазах этот пес чуть его не порвал. Баба в Безродного стреляла, не дал убить Хомин. Признал ведь и я того пса, но промолчал.
— Это ты правильно сделал. Отдать злодею такого пса грешно.
— Я еще там слышал, что на Безродного кивали мужики как на убийцу. Об этом мне говорил мой корешок Гурин, тоже из ссыльных.
— Бунтовщик, значит… Но я о другом хочу тебе рассказать. Ведь Безродный-то ко мне приходил, грозил убить, я донес про убийство корневщиков на перевале, но не знал тогда, что убийца Безродный. Вот хочу снова написать самому губернатору, фамилию бандита хочу сообщить.
— Где и как было дело, расскажи подробнее, — попросил Шишканов.
Макар рассказал.
— Где бумага? Давай писать. От этого, правда, мало что изменится, но хоть одним подлецом будет меньше на земле.
— Но он говорил, что купил всех.
— Всех не мог купить, хотя там честных людей и мало.
— Вот и я думаю, а вдруг прищемлю я хвост Безродному?
— Пиши, Макар, завтра я ухожу в город. Дела есть, вот и передам все в надежные руки. И губернатору.
Макар долго и подробно писал письмо губернатору, выводил вязью буквы: «Ваше превосходительство губернатор, это я пишу не для праздного доноса или мести, это всяческая правда. Безродный — убивец и бандит… Внемлите разуму и приструньте Безродного…»
Ушел Шишканов и унес письмо в город. А когда вернулся, принес с собой листовку, напечатанную в подпольной типографии. В листовке рассказывалось о зверствах, чинимых в тайге бандитами, которые купили пристава и судей. Она призывала бороться с угнетателями народа. Упоминалось в ней имя Безродного. Макар прочитал листовку, усмехнулся и сказал:
— Может, хоть одно доброе дело зачтут мне люди.
Скучно и одиноко зажил Макар. Никого не пускал на пасеку, кроме Шишканова. Привязался он к этому человеку. Вел с ним долгие беседы о жизни, о том, как будут жить люди через сто, двести лет. По всему видно было, что Шишканов уже крепко связался с большевиками во Владивостоке, поэтому убеждал Булавина, что грядет такое время, когда против царя и неправды встанет стар и мал.
— Вот и надо собирать народ, а ты гонишь его от себя.
— Но ведь оболгали. Ты не думай, что я против людей. За них, и только за них, но и меня надо понять, дать роздых душе моей. Болит. Ушибли здорово. Вот подживет, и вернусь я к людям.
— Вертайся, но только не делай так, как делал с Хоминым. Всех таким манером не выведешь в люди.
— Это верно. Сделал я из Хомина настоящего брандахлыста. Да и сам же в плохих оказался.
Многое, казалось, понял Макар, но ту черту, что пролегла между ним и народом, перешагнуть не мог.
Шишканов видел, что трудно приходится Макару. Не раз заходил к нему, чтобы поговорить, успокоить человека. Может быть, Шишканов достиг бы своей цели, да пришлось ему надолго отлучиться в город.
Макар продолжал жить нелюдимо.
6
Повалили снега, засыпали тайгу, начали рядить ее в сказку. Не хотел Макар в тот год заниматься охотой: всего у него было вдоволь. Но не усидел, позвала тайга. Оно и понятно, рожден в тайге, жил тайгой, и вдруг всё сразу бросить. И сила еще была. Скучно сидеть сложа руки. Правда, в тот год было мало пушного зверя — случился неурожай на кедровые орехи, откочевали белки, ушли колонки из-за нехватки мышей. Зато было много кабарги. Спрос перекупщиков на кабарожий пупок был большой. Вот и решил этим заняться Макар. Подправил старые изгороди, построил несколько километров новых, в проходах наставил множество петель на кабаргу.
Кабарожка живет в ельниках и шаломанниках, зверь маленький, но чуткий, из берданы трудно добыть. Редко на глаза попадет, мелькнет — и нет ее. Только и можно отловить петлями.
Макар не брал на такую охоту Бурана. Мог попасть в петлю пес и погибнуть.
— Ты, друже, не тоскуй. Мы с тобой еще по тайге побродим, — обещал он Бурану.
От кабарги Макар брал только пупок, тушки кабарожьи он бросал тут же, на месте. Раньше вывозил их и отдавал ивайловцам, а сейчас не хотел. Однако замечал, что кое-кто из сельчан подбирал тушки брошенных кабарожек, поэтому старался класть зверьков на виду. Хоть и не будет уважающий себя охотник есть кабарожье мясо, оно грубое и невкусное, но бедняки не брезговали им. Макар снимал с петель пять-шесть кабарожек в день. Ругался, когда попадала в петлю самочка, ведь у нее пупка нет, поэтому она погибала зря. Словом, охота не из приятных.
Макар притомился и присел на валежину. Скоро зазнобило тело. Вспотел, пока брел по петлям. И вдруг, как это было тогда с барсом, Макар снова почувствовал на своей спине чей-то взгляд. Не успел оглянуться, как сзади раздался хриплый голос — навек запомнил его, — голос Безродного.
— Ну вот, Макар Сидорыч, мы и встретились.
— Другого места не нашел?
— Узнал меня по голосу. Стой и не поворачивайся, хочу тебе несколько слов сказать!
— Узнал, рысь всегда прыгает на спину, — спокойно говорил Макар и спиной чувствовал наведенный в затылок ствол. Лихорадочно думал: «Прыгнуть за куст? Поздно. Бердану бы сдернуть!» Рука медленно потянулась к поясу, там был заткнут револьвер, носил его на всякий случай Макар.
— Снова ты обидел меня, Сидорыч. Твоя листовка мне стоила тысячи рублей золотом.
— Немало. Но ведь и меня пойми, не могу я простить тебе душегубство, — все тем же ровным голосом говорил Макар Безродному.
— Понимаю. Пытался встать на твое место. Трудно жить таким, как ты, — добрым. Всех хотел согреть, а они тебе — кукиш. Зря ты опорочил меня. Теперь мне года на два придется затаиться. Где Хунхуз-то?
— Осень его кабан порвал, сдох, — соврал Макар.
— Боишься умирать?
— От тебя боюсь, поганый ты человек. Потом, даже букашке жить охота, а я человек, — говорил Макар, пытаясь оттянуть выстрел Безродного.
Макар коснулся рукой рукоятки револьвера, резко дернул его на себя и через плечо на голос выстрелил. Но сам уже выстрела не слышал. Упал лицом в снег, дернулся и затих.
Безродный схватился за раненое плечо, смачно выматерился, уронил винтовку в снег. С трудом поднял ее, закинул за плечо, покачиваясь от боли и сосущего страха, что упадет, замерзнет, заспешил к коню, который стоял за ветром в распадке. Обернулся на Макара, еще раз ругнулся, вернулся к нему, вырвал из руки револьвер, побежал вниз по склону сопки.
Иной человек что снег: упал снежинкой с неба, смешался с другими, коротал холодную зиму с собратьями, пришло время, растаял, ушел в реки с вешними водами. Но другой может быть и камнем-глыбой, что упала со скалы и будет лежать сотни лет, врастать в землю, а пройдут годы, ее снова обмоют дожди, обдуют ветры, и глыба выйдет из земли во всем величии…
