Римантас Будрис - Нежнорогий возвращается в лес

Обоих осенило одновременно. Забраться в копну! Надежно и как будто тепло. Озеро видно. А уж их-то никто не найдет.

Звяк-позвяк… Звяк-звяк…

Вот оно, кто-то уже идет… Цепью звякает. Не один. То ли вчетвером… то ли впятером… Ой, сколько ног топает!..

Что-то зашуршало прямо у самой копны. Ребячьи сердца камушками нырнули куда-то в пятки… «Ф-ф-ф…» — нюхает кто-то совсем рядом со снопом… Потом как залает, как заскачет вокруг! Как завоет!

«Что это собака всполошилась? — прикидывает дядя Рокас. Он привел коней в ночное. — Ежика, что ли, почуяла?»

Дядя вогнал в землю кол от цепи и пошел взглянуть, что там за еж.

Ребята узнали дядиного Куцего, отдышались. А вот и сам дядя.

— Ишь вы, куда забрались! Что же вы тут, именно, делаете?

— Озерного вора караулим.

Дядя вздохнул. Ребята, выходит, осмелились, а он что же?

Дядя Рокас поплотней сдвинул снопики вокруг ребят и распорядился: только заметят кого-нибудь, сразу пусть один бежит к нему. А он поджидать станет, ружье у него приготовлено. И дядя вместе с Куцым ушел.

Теперь Вайдасу с Винцукасом не так страшно. Можно хоть до утра сидеть.

А вот опять шаги. Тихие, осторожные. Фыркнула привязанная лошадь. В просвете между снопов мальчишкам видно, как ступает полем человек — высокий, плечистый, сам черный в черной ночи. На плече как будто весло, но кто его знает — вдруг это копье с острым железным наконечником… Спускается по косогору и исчезает в темноте у самого озера. Тихо плеснула вода. Потом, чуть погодя — еще тише, дальше… Выгребает на середину… Озерный вор!

Мальчишки опрометью помчались к дяде Рокасу. Потом все трое — на озеро. Так и есть — лодка! Слышно, как что-то в нее кидают. В лодке бьется и шлепает — видимо, живая рыба.

— Сети проверяет. А именно: рыбу вынимает… Давайте-ка ближе к кустикам. Не упустить бы…

Из темноты бесшумно выскользнула лодка и мягко врезалась в песок.

Тут перед ней и возникли трое: один большой да двое малых. У большого за плечом темнеют два ствола.

— С добрым утречком! И много, именно, рыбки нахватал?

Человек в лодке так и осел. Что-то пробормотал. Ребята сразу признали: Анупрас Крупнагис, Вайдасова тетя его называет: «Дурной глаз».

Дяденька Рокас уже у лодки, а Анупрас неуверенно:

— Прямо в лодке нашел, дохлую…

— А как же она туда влезла?

— Шут ее знает! Подбросил кто-нибудь. Со злости. Или сама напрыгала.

— Что ж, тогда давай поплаваем вместе. А именно: поможем тебе остальную рыбочку собрать. Не пропадать же снасти…

Теперь уже на весла сел дядя Рокас. Сильно гребет, смело гонит лодку. Плюхает вода, дядя Рокас даже покряхтывает от натуги.

— Ку-ку!.. Ку-ку!.. Ку-ку!..

Подала голос кукушка на берегу, у замковой горы. Голос такой же недобрый, непривычный, как и тогда, ночью…

— Опять кукушечку посадил? Кто же у тебя там: жена или братец кукует? Именно: знак подает, что на озере или поблизости человек показался?

И тут случилось такое, чего ребята никак не ожидали.

— Спа-а-си-те! — взвыл не своим голосом Крупнагис. — Спа-си-и-и-те! У-би-ва-ют! Лю-ю-ди!.. Спа-си-те!!!

Злодей Анупрас орет, старается на совесть. Пускай в деревне услышат и поверят, что его и впрямь бьют, мучают. А он и до суда дойдет, он и там докажет, что Рокас Рагюс вместе с малолетними на него напал. Но на берегу тихо и безлюдно.

Вдруг браконьер вскочил на ноги и наклонился вперед так, чтобы лодку непременно опрокинуть. Винцукас с Вайдасом рухнули на дно и невольно вскрикнули — не настолько хорошо они плавают, чтобы отсюда доплыть до берега. Но дядя Рокас стукнул браконьера под коленки, и тот снова повалился на скамью. Лодка выровнялась, во все стороны от нее пошла рябь.

Браконьер решил не уступать. Он опять вскочил, перемахнул за борт и очутился в воде. Там он ухватил лодку за борт и стал кренить на себя.

— То-ну-у-у! — завыл он гнусавым голосом, а сам опрокидывает лодку, чтобы вытряхнуть остальных.

У ребят волосы слиплись от ужаса. Но дядя Рокас огрел браконьера веслом по рукам, тот вмиг разжал пальцы. Дядя Рокас двумя широкими гребками развернул лодку, поставил ее кормой к злоумышленнику.

— Хватайся за корму. А именно: чтобы не утоп. Не дозваться тебе кукушки.

Но злодей и не думает цепляться за корму. Плавает кругом лодки и все норовит ухватить снова за борт, скинуть всех в воду. И орет:

— То-пя-а-ат!

Кое-как добрались до берега.

«Вот нечисть, чуть ребят не потопил», — дядя Рокас сжал кулаки. Попробуй Анупрас Крупнагис бежать или лезть в драку — уложил бы на месте из двустволки. Но браконьер молча сидит на корме, весь мокрехонький, трясется от холода. Никуда он не собирается бежать. Он боится дядю Рокаса. Именно: боится.

И Вайдас с Винцукасом еще никогда не видели дядю таким. Лицо — точно из крепкого дуба вырезанное, строгое и важное. Такие лица были у статуй в музее, куда Вайдас вместе со всем классом ходил на выставку.

— Молодцы ребята! Именно: отважный народ… Давайте-ка, Вайдас, бегом к тетеньке, да соседей разбуди. Пусть свидетелями будут. А именно: рыбку возьмем и сеть. Так и скажи: озерного вора поймали. Именно: браконьера.

Рассвело. Мальчишки и не заметили, как взошло солнце, пока они маялись на воде с озерным вором. Противная кукушка давно умолкла. По кустарникам в перелесках попискивают птахи позднего лета.

Винцукас встал рядом с дядей Рокасом, греет в карманах застывшие от утренней свежести руки. Сам себе он представляется уже совсем взрослым.

Вайдас помчался полем — звать тетю и соседей.

Над стерней, прямо над снопом ржи, поднималось огромное пламенное солнце.

Сломанная березка

Березка была молодая и стройная. Ее тонкий стан белел между фасадами больших новых домов. Построили люди дома, раскрасили в разные цвета балконы, вставили окна, словно огромные светлые глаза. А между домами, на просторной четырехугольной площадке, посеяли траву и посадили деревья. Много деревьев: каштаны, клены и липы. Но березка была единственной и своим тонким белым станом выделялась среди других деревьев.

Росла березка под самым моим окном. И каждое утро мы здоровались друг с другом.

Весной, когда птицы в лесу чирикали и галдели, на разные голоса распевая свои песни, ветви березки блестели нежной зеленью. Березовые листочки были такими яркими, что, казалось, само солнце покрыло их звонкой краской. И деревце радовало всех.

По ветреным утрам березка раскачивалась, кланялась и махала гибкими ветвями мне, окнам домов и всем другим деревьям. И казалось, ей хотелось вместе с ветром улететь и прошуметь своей листвой для всего города, для всех улиц. Но корни крепко держали ее на зеленой лужайке, и березка только кивала своими гибкими ветками.