История одного филина - Иштван Фекете
— А этому чего надобно? — спросил Помози.
— Любопытно ему…
Аист от удивления застыл на одной ноге, а какая-то из нахальных ворон до того растерялась, что клюнула сперва филина, а потом, войдя в раж, и аиста.
— Дрянной пожиратель лягушек, — прокричала ворона, — так, значит, и ты с ним заодно?
Тут аист не выдержал и полетел прочь, но ворона даже в воздухе пыталась наброситься на него, а потом повернула назад и снова атаковала филина.
— На одну ворону, конечно, не хотелось бы тратить заряд, но эта уж очень обнаглела…
И как это в таких случаях бывает, агроном промахнулся, ворона же, напуганная огнем и грохотом, метнулась в чащу, под защиту деревьев. Солнце стояло уже довольно высоко, прогретый воздух непрестанно вибрировал, и откуда-то издалека комариным писком донесся колокольный звон.
И в этот миг на филина серой молнией обрушился ястреб, завертелся вокруг него, взмыл вверх и вновь камнем упал чуть ли не до самой земли; даже выстрелить в него нельзя было улучить момента. Но затем ястреб спокойно уселся на дикую грушу. Раздался выстрел.
И следом тупой шлепок — это свалился подбитый ястреб, а на звук выстрела снова появилась назойливая ворона.
— Карр-карр, вот я тебе задам!..
Снова пальнуло ружье, и ворона штопором кувыркнулась вниз, но тут появились еще две ее товарки, одну из них агроном сшиб, а по второй промазал. Какое-то время господствовала глубокая тишина.
С ближайших сосен сотни ворон не спускали глаз с филина, но теперь к ним вернулось чувство врожденной осторожности. Что-то подозрителен этот филин; похоже, он в сговоре с человеком…
— Не приближайтесь к нему, — предостерегали самые опытные из ворон, но то одного, то другого птенца вдруг подхватывала с места и бросала к филину извечная ненависть.
В таких случаях, неизменно следовал выстрел, и вороненок либо возвращался обратно, либо падал замертво, но гибель его разжигала ненависть взрослых ворон, и теперь уже сами родители нападали на филина.
— Соберите, что настреляли, — распорядился агроном, а впрочем, и молодому Помози, и самому Ферко было интересно подержать в руках ястреба, которого до того они видели лишь в полете, часто с воробьем или синицей в когтях.
На этот раз добычей охотников стали девять ворон и ястреб, который величиною был едва крупнее дрозда, и все же именно он губил и дроздов, и дятлов. Когти у ястреба, как изогнутые иглы, а клюв и сейчас еще в крови последней жертвы…
— Самая вредная птица, — сказал агроном. — Лови этот ястреб только воробьев, на него бы ни один охотник не позарился, но ведь он губит и жаворонков, дроздов, синиц, овсянок, а самки ястреба — они сильные — хватают и чибисов, и голубей, и фазанов, да и домашней птице от них достается. Этот — самец… Как поглядеть, очень красивая птица… Положите ее к остальным.
Ферко разложил битых птиц рядком.
— Двадцать две вороны и один ястреб, — подсчитал он, теперь хорошо бы кого-нибудь покрупнее свалить…
— Ну это вряд ли, — усомнился агроном. В сарыча я не стреляю, коршуны почти что перевелись в здешних краях. Разве что ястреб-тетеревятник появится, но тот редко идет на филина. Плесни-ка, Ферко, еще из фляги.
Но глаза всех троих через просвет неотрывно следили за филином.
Меж тем вся округа притихла. Солнце теперь стояло намного выше и заглядывало в самые укромные уголки местности: тени стали отвеснее. Охотники начали уж подремывать, когда — для всех неожиданно — раздался резкий, шипящий звук, который, пожалуй, можно сравнить лишь с тем скрежетом, что издает неумело натачиваемый нож.
Охотники переглянулись: такого звука никому из троих не доводилось слышать.
Агроном чуть высунулся из куста и от удивления невольно улыбнулся.
— Да это же простая иволга… Только вот, кому она подражает, такого голоса у нее я никогда не слышал.
— Иволга? — усомнился Ферко. — Может, какая другая пичуга?
— Посмотри сам, — и агроном чуть отодвинулся в сторону. — Видно даже, как она точит клюв. Или уж очень удивлена или, бес ее знает… может, ругает филина.
Ферко выглянул.
— И впрямь иволга! — Ферко, казалось, не верил своим глазам: чтобы золотисто-желтая певунья, чей голос — чистая флейта, и вдруг могла скрежетать так противно!..
А иволга, должно быть, высказав свое мнение о филине и о людях, упорхнула вдаль.
И снова та же, все заполняющая предполуденная тишина.
Знойная, сонная и одуряющая.
Снаружи куста-схорона разлился затопленный солнцем мир, на крестовине все так же сидел нахохленный филин, а в шалаше не было слышно ни звука, разве что писк комаров, почуявших человека, и трое охотников клевали носом, как вдруг всполошился Помози:
— Филин спрыгнул на землю… Опрокинулся на спину…
Сон у всех троих как рукой сняло: странному поведению Ху сопутствовал какой-то шорох, свист, нараставшие все сильнее и сильнее, и вот на филина с шумом обрушилась огромная птица.
Агроном заспешил, и от волнения в первый раз промахнулся, но птица вернулась и с хриплым клекотом снова атаковала филина. Второй выстрел сразил ее на лету.
— Это что за невидаль?
И все трое выбежали из шалаша.
Филин уже оправился от испуга, снова взлетел на крестовину, надулся и защелкал клювом, говоря яснее ясного.
— Я бы и сам с ним справился…
— Что греха таить, струхнул ты, старина Ху! Ну ничего, сейчас посмотрим, что за добыча.
Убитая птица лежала, распластав крылья по траве, голова ее завернулась набок, перья поникли. Полет, борьба, привольная жизнь — всему этому пришел конец.
— Жаль, — сказал агроном, — рассмотри я раньше…
— А хорошо, что мы его сшибли, — возразил Ферко, — чучело из него получится — заглядение.
— Ты прав, Ферко, чучело можно сделать красивое, но все же жаль. Ведь мы орла-змееяда убили…
— В нем, пожалуй, метра полтора будет, как раскинет крылья, — изумлялся Помози.
— Может, и больше… да не следовало нам его убивать. Правда, сцепись они с филином…
— Полезная птица? — спросил Ферко.
— Очень! Здесь, в наших краях они не водятся, а только там, где много змей, гадюк…
— Что же, змеиный яд ему не вреден?
— Змееяд — на редкость проворная птица. Змею он хватает всегда за шею, возле затылка, и сразу дробит ей голову. С того и начинает охоту. А змеиный укус и для него так же опасен, как и для любой живой твари, но только змеи не успевают его ужалить. А в годы, когда много мышей, змееяд и их уничтожает. Да и мало этих птиц у нас… Жаль.
Три человека молча стояли над сраженным невзначай орлом, но жалел его только один агроном.
— Как ни смотри, а все-таки это орел, — вынес свое суждение Помози, —
