Геннадий Падаманс - Первостепь
Он берёт с собой Лук и стрелы, выходит из чума. На сей раз его путь лежит прямиком в степь, но не успев сделать и нескольких шагов, охотник резко останавливается.
Из земли пробились дружные зелёные ростки ржи. Чёрная Ива на этом месте всегда толкла зёрна. Рожь проросла как память о ней. Режущий Бивень возвращается обратно и хватает корзину с водой, чтобы полить проросшие растения. Никогда он не станет топтать это место. Пусть Чёрная Ива почаще приходит полюбоваться на плоды своих рук. А его уже здесь не будет. Их всех здесь не будет. Уйдут. Как Сазаны и Быки.
Теперь он не может идти в степь тем же путём, раз он возвращался. Теперь он выбирает другое направление. В сторону реки.
На реке многие удят рыбу. Опробывают новые лодки. Почему-то охотники принялись делать лодки в последние дни. Многие, но не Режущий Бивень. Нет ему дела до рыбаков. Он идёт вдоль реки. Просто зачем-то идёт. Перебирая глазами деревья на берегу.
В кроне могучего тополя давно уже свили гнездо белохвостые орланы. Этой зимой они даже не улетали, знали заранее, что река не замёрзнет. Оба орлана охотятся над водой, а тучи неряшливых воробьёв шмыгают снизу под их жилищем. Пристраивают своё стойбище. Вот вернулся орлан с большим окунем в когтях, тяжёло хлопает крыльями перед мягкой посадкой. Воробьи почтительно угомонились, покуда орлан завис над гнездом, но как только уселся – тут же обратно посыпался яростный гвалт с голых ветвей.
У кромки воды победно стрекочет начавший рыжеть горностай. Задавил водяную крысу и теперь наверняка заселится в её же нору. Горностаи не любят рыть сами. Это истинные охотники, хотя и ростом не вышли. Выше, на зелёной поляне среди кустов начали Танец любви серые журавли. С протяжными криками прыгают высоко вверх на упругих ногах, обнимают крыльями воздух, ласкают длинными клювами небо. Клянутся друг другу и всем остальным. Безупречная красота в их осанке, в прыжках. Призывают в свидетели солнце, изливают кипящую силу. Отдают щедро радостный пыл. Делятся. Но не с Режущим Бивнем. Не может он взять. Не мог взять болезнь, не может взять радость и красоту. Торопится дальше. Дальше, дальше и дальше. Вдоль блестящей реки по песчаному берегу. Мимо солнечных зовов.
Он заметил нужное дерево. Молодой крепкий вяз. Его имя Гудящий Крепыш. На его ветке приятно воркует кольчатая горлица. Режущий Бивень не хочет вспугивать птицу, приближается осторожно, но его беспокойство излишне. Горлица вовсе его не боится. Птицы не доверяют только мальчишкам. Если же они видят, что охотник не намерен охотиться, то иногда позволяют даже взять себя в руки.
Режущий Бивень вполголоса приветствует дерево, испросив разрешения, садится под ним и прислоняется спиной к гудящему весенними соками плотному стволу. Над ним раздаётся призывное «гур-гур», голубок подзывает голубку, на охотника не обратил никакого внимания. И он тоже не обращает внимания на воркованье, отстраняется ото всех звуков, ото всех запахов и от солнечной неги. Его спина ощущает, как гудят соки, как восходит вверх сила земли, и его сила также стремится туда. Его воркование будет иным.
Удивительно ровный покой очень мягко охватывает сидящего. Длинные гибкие ноги проросли глубоко в землю и чувствуют всеобщее брожение, мелкую-мелкую дрожь и сырое тепло. Странно. Как много он видит. Спокойно глядит во все стороны высоко-высоко. Над рекой и над степью. Над своими огромными сучьями. Над своими нарождающимися в рыхлой глубине листьями, которые уже видят сны любвеобильного солнца. Какие-то звери бредут по степи… Такие никчемные, суетные. Если б знали они великий покой и баюканье ветра… Белый стервятник парит в синем небе… Некто вдруг видит всю степь уже из поднебесья: травы, кусты, деревья, блистающую на солнце реку с лодками рыбарей, дремучий лес за рекой. А ещё видит далеко-далеко в смутной дали невообразимую пыльную тучу. Там движутся зубры. Тьма тем. Очень долго он смотрит на зубров, крохотных бурых букашек под клубами пыли, а потом видит другую букашку, как будто себя самого, своё смехотворное тело под гордым вязом, беспризорное тело с обычным лицом, только чёрным. Лёгкая рябь пробегает по синеве. Появляется стойбище. Женщина поднимает к светилу младенца, красивая женщина в окружении дряхлых старух. Солнечный лев бредёт по степи. Непобедимый. Хозяин. Тот, кто и ночью хранит лучи солнца в янтарных очах. Неистощимая сила облекает все члены, распирает в груди, наливается в лапах. Чахлые травы трепещут под знойною поступью. Даже разудалый ветер куда-то запрятался. Белые кости в траве пахнут победой. И ещё пахнут громадным медведем. Медведь грозно рычит. Не боится. Но солнечный лев вдруг напрыгнул на грудь и полоснул когтистыми лапами по животу. Неотразимый удар – и враг сокрушён, отлетает. Но почему льётся кровь?.. Молния трахнула перед глазами и всё так нелепо сменилось. Солнечный лев где-то внизу навалился на бурое тело – ударить сверху, ещё раз ударить, ещё раз… Наверное, лев уже мёртв. Не воспринимает ударов. Оставить его. Лететь вверх. Только вверх.
Большеглазый Сыч глядит на него. Раскатал огромные глазищи. Хочет что-то сказать. Говорит. Его жена родила сына. Требует помнить о клятве. Какой такой клятве? Скорее, прочь.
Небесный ведун ещё не заметил пропажи. Не злится. Тогда, может быть, он заберёт бесприютную душу? Ведь пора уже ей отправляться в Красное стойбище. Ведь пора.
Говорят. Много слов. Трудно все сразу уразуметь. Трудно. Но всё-таки можно:
«Об этом надо просить наверху. Мы как черви слепые. Много силы надо иметь, чтобы там сохранять осознание. Принеси достойную жертву. Хочу иметь печень рыжегривого льва!»
Плохие слова. У небесного ведуна несколько ликов. Вот проглядывают огромные глаза, опять станут талдычить о клятве. Нет, теперь глаза маленькие. Круглые, очень злые. Маленькие глаза рогатого. Носорога. Скорее, прочь. Прочь, прочь!
Горлица давно улетела. Высоко в небе парит Белый Стервятник, зарится на далёких зубров. Где-то за сенью кустов бредёт Рыжегривый. Режущий Бивень встаёт, подбирает свой Лук и долго ищет копьё. Но не может найти. Почему-то не может найти, словно оно провалилось сквозь землю. На верхушку вяза садится ворона, смешливо дважды каркает над его поисками – наконец, он и сам понимает, что ворона права. Он пришёл сюда без копья. Он не взял копьё сразу, и это ведь упреждающий знак. Никому он не верит. Никого он не станет слушать. Сам себе голова. А они… Почему они все так хотят силы льва? Почему жаждут оголить степь? Ежели степь утратит силу могучего льва, тогда и двуногие охотники тоже останутся без этой силы. Она перейдёт духам. Значит, уйдёт от людей. Этому – не бывать. Степь зачахнет без гордого льва. Кт станет владычествовать над зверями? Кто сотрясёт ночную тьму грозным рыком? Кто заглушит противные визги гиен? Кто будет гонять табуны лошадей? Кого опасаться могучим быкам? На кого с почтением взирать людям? Не бывать. Не бывать!
