Геннадий Падаманс - Первостепь
Белый Стервятник под утро уснул. Ему как раз снился небесный Высь-камень, больше похожий на ярый небесный огонь. Струхнувший стервятник хотел улететь – и не мог. Примёрзли крылья.
****
Он кричит на кого-то. Страшно кричит. Он не понимает смысла собственных криков. Он просто их видит. От его лица отделяются красные комки плоти, от рук отделяются тоже и летят в виде надрывных слов. Некто в пустоте хватает его вкусные комки и кладёт себе в рот. А он опять кричит. Вместо его лица отверзлась рваная рана, туда запросто можно просунуть пальцы между костей и потрогать серые извилистые бороздки мозгов. На плечах также обнажились белесые кости, руки лишились мяса до самых локтей. Наверное, хватит ему орать. Тот в пустоте наелся досыта на этот раз.
Теперь он оказывается в чужом просторном чуме. Очень большом. Должно быть, это жилище небесного ведуна. Он здесь бывал. Он узнаёт обстановку, быстро оглядывает стены, пол и все вещи внутри, покуда хозяин отсутствует.
На прислоненном к стене шесте висит маленький лук. Совсем как его собственный, только во много раз меньше. Он не понимает, для чего может сгодиться столь маленькое оружие. Для детских игр или для какого-то колдовства? Но повыше висит оружие настоящее. Лук из двух дуг. Словно груди лежащей на спине женщины. Этот лук не просто из дерева, этот двухслойный. На нём накладка из превосходно обработанной кости. Восхитительный лук. Он хочет его потрогать, хотя бы слегка дотронуться, прикоснуться, но сбоку что-то блеснуло – и он уже смотрит туда. Прозрачный кристалл светится ярким внутренним светом. Он не способен устоять. Он хватает в руки кристалл и чувствует обжигающий жар. Как он его унесёт? Руки сами впихивают кристалл в дырку на месте лица, протискивают между костяных препятствий. И тотчас где-то над переносицей из его лба сыплются снопы огненных искр. Будто всё племя степных людей сразу стало стучать железняками, будто целая молния рассыпалась мелкими брызгами. И в самом деле грохочет молния. Небесный ведун возвращается, сейчас войдёт и застанет пришельца. Ужасающий грохот…
От грохота он просыпается. В его чум врывается утренний ветер, треплет полог с оборвавшейся завязкой. Одну он заменил, теперь оборвалась другая.
Он только успевает подняться с лежанки, когда снаружи к нему стучатся наперебой с ветром. Шаман Еохор явился в гости.
– Пришёл проведать нового ведуна, – неприятно посмеивается шаман сразу с порога. – Пора подумать о новом имени. Давно уже Режущий Бивень не вырезает фигурок. Наверное, надо вернуть ему прежнее имя, Сверкающий Глаз… А? Или даже Сверкающие Глаза, ведь у него теперь два сверкающих глаза, и в этом мире, и в том. Что скажет охотник?.. Или он теперь тудин?
Режущий Бивень вылупил не очнувшиеся глаза. Протирает их руками, чтобы унять зуд. На ладонях остаются жирные чёрные пятна, усиливая хохоток шамана. Не новый ли сон ему снится? Не очень похоже на сон. Но если шаман начнёт называть его прежним именем, тогда и все остальные последуют за шаманом. Пора просыпаться.
– Еохор принёс отшельнику трав для целебного утреннего питья. И для вечернего тоже. Есть у отшельника хотя бы плотная корзина?
Снова шаман усмехается ехидной усмешкой. Не слишком ли многословен?.. Двойная корзина, конечно, имеется, не сподобилась прохудиться, потому как он давно ничего в ней не готовил, но мех для воды полностью пуст. Сдулся. Он хочет взять берестяной туес и отправиться за водой, потому что ему неприятно, потому что явно что-то не так, но шаман Еохор уже расселся на потрёпанной циновке и упреждающим взмахом руки усаживает и его.
– Не суетись. За водой всегда сходишь. У меня к тебе разговор.
Удивительная наступает тишина. Полог больше не бьётся от ветра, замер с приходом гостя. Наверное, ветер унялся снаружи, потому что и оттуда не слышно ни звука. Полнейшая тишина.
– Весна гуляет, – будто сам себе вслух неожиданно произносит шаман. – Нынче рано пришла. За всю зиму не довелось надеть парку. Твоя голая голова не замёрзнет, – заканчивает Еохор с очередным хохотком на губах. Отсмеявшись, он, деланно покряхтывая, привстаёт, тянется за валяющейся подпоркой для полога и приподнимает входную шкуру:
– Пускай проветрится твоё жилище.
Режущий Бивень не возражает. Пускай проветривается.
Еохор опять глядит на охотника. Так глядит, будто душу вытягивает, будто хочет добраться до самой исподней утробы, ничего не оставит нетронутого. Вытащит всё.
– У Режущего Бивня морщинки пошли к вискам от уголков глаз. Проницательным стал. Часто морщится.
А как тут не морщиться? Чего опять хочет этот шаман? Он уже еле живой. Он…
– Растолковать хочу. Неправильно делает Режущий Бивень, – Еохор покачивает головой и повторяет: – Неправильно.
Кабы он мог его понимать… Свалится с утра на больную голову. Режущий Бивень обратно морщится, а шаман, соответственно, усмехается. Словно два серых пересмешника в кустах.
– Та сила, которую Режущий Бивень так неистово испускал для любимой жены, она теперь беспризорная и болтается, – Еохор изображает волну взмахом левой руки, а потом и вовсе ладонями начинает лепить колобок, только в огонь не суёт. – Этот розовый сгусток… его нужно перенаправить. Перенамерить, – руки шамана вдруг замирают, а глаза впиваются в собеседника:
– Или Режущий Бивень хочет втянуть эту силу обратно в себя?
Режущий Бивень не может стерпеть шаманского взгляда, отводит глаза. Еохор и сам отворачивается, будто перенапрягшись:
– Твоя бывшая жена в том мире вернула прежнее имя. Твоя сила не отвязалась от неё. Твоя… и того, кого взяли мамонты.
Режущий Бивень гулко вздрагивает при упоминании о Чёрном Мамонте, но шаман на этот раз не замечает его треволнений. Говорит вроде бы в никуда:
– Если не хочет охотник себе другой женщины, тогда пусть заботится о каком-нибудь ребёнке. Пускай усыновит. Или удочерит.
Где-то недалеко заворковал голубь. Совсем рядом заворковал. Режущий Бивень с интересом прислушивается, будто сумеет понять незатейливый голубиный призыв, будто этот призыв предназначен как раз для него. Однако мерные птичьи звуки его и впрямь успокаивают. Разве есть беспризорные дети? Всегда кто-нибудь подберёт – как его подобрали… Он вдруг улыбается непонятно чему. Но шаман, кашлянув, обрывает его улыбку и продолжает опять всё о том же:
– Разве охотник не знает: когда тело закопают, после того, как мясо отделится от костей, душа меняется, сбрасывает обузы и становится духом. А духа лучше не теребить отсюда земными мыслями. Зачем Режущий Бивень теребит?
– Как? – Режущий Бивень вскинул сросшиеся луки бровей и вытаращил глаза. – …Режущий Бивень вовсе старается не думать о ней.
