Геннадий Падаманс - Первостепь
Рыжегривый долго не мог поверить в победу. До треска сжав зубы, очумело прислушивался, как замирают биения медвежьей воли. И когда они совсем замерли, угомонились, застыли – и тогда он не разжимал клыков. Будто уснул. Но это уснула его буйная ярость. Наконец и она обессилела, наконец, лев ничего уже не хотел. Только лежать и наслаждаться тёплым покоем.
А потом, належавшись, он стал поедать медвежье мясо. Очень вкусное у медведя мясо, хотя редко случается льву отведать такого. Но теперь он мог пировать вовсю. Ничто его не тревожило. Ни весна, ни далёкие наглецы. Хотя… Наглецы всё же тревожили. Едва уловимый запах одного наглеца добрался снова до Рыжегривого – и даже этого оказалось достаточно. Он тут же поднялся на лапы и стал принюхиваться. У него не было ни малейших сомнений, он будет драться, он победит, надо только определить направление запаха.
Рыжегривый двинулся на запах. Молча он шёл. Неторопливо. Достойно. Кажется, правильно шёл. Запах усиливался. Но никого не было видно. Противник, похоже, прятался, где-то готовил засаду, но Рыжегривый был готов ко всему. Его намерение непреклонно. Если только настигнет – убьёт. Как убил двух оленей. Как убил медведя. Но никого не было. Один только запах. А потом вдруг появился странный раненый волк. Совсем близко откуда-то появился. Нагло прихрамывал перед самым носом, изгалялся. Лев устало зарычал, но волк словно не слышал его. Волк, тщедушная серая тварь, бросал ему вызов!
Лев давит волков, как человек давит вшей, если волки, конечно, не в стае. Когда волки в стае, тогда, наоборот, они грызут льва, как бы он ни крушил им хребты. Но сейчас явно было львиное время, одинокий волк даже ранен, заметно прихрамывал – и у льва закапали свежие слюни от предвкушения теперь уже волчьей крови. К тому же Рыжегривый обнаружил, что этот волк пахнет не по-своему, он пахнет… львом-наглецом! Этот волк выкатался в помёте льва-наглеца, как сами львы часто катаются в помёте мамонтов. Волк явственно пах львом-врагом, и это удесятеряло ярость Рыжегривого. Ненависть к противнику-льву и ненависть к волку слились в одну громадную ненависть – и ходу назад никак не было.
Лев грозно зарычал и бросился на ошалелого недоумка. Уродам не место в степи! Но урод проявил внезапную прыть и сумел увернуться. Лев сделал новый прыжок – и опять мимо. Однако ярость льва только усилилась ещё больше. Негодующе зарычав, он вновь решительно ринулся за прихрамывающим волком что было сил – но тот столь же быстро пустился наутёк.
Рыжегривый гнался и гнался, несколько раз его длинная лапа касалась волчьего хвоста – оставалось сделать одно ничтожное усилие, лев делал его – и происходило невообразимое. Его когти вырывали клок серой шерсти, а волк опять ускользал, словно призрак. Лев бесился, он совсем потерял голову, покрылся позором, гоняясь за такой тварью, но неизрасходованная ярость душила его. Не мог он вернуться, не отпив волчьей крови. Откуда только брались его силы. Никогда ещё он так долго не бегал. Никогда. А теперь бежал и бежал. Будто это было последнее его дело, будто только от этого зависела вся его жизнь на земле. Будто свою жизнь спасал, а не жаждал чужой.
Однако выдохся лев. Не гиена он, чтобы долго гоняться. Быстро и коротко действует. А тут коротко не получилось. Рыжегривый остановился и, тяжело дыша, смотрел на наглеца, до которого было всего-то пару прыжков, но не прыгалось больше лапам. Львиным лапам не прыгалось, а волк повернулся спиной и стал задними лапами вырывать траву в сторону льва. Это презрительный жест, словно он вытирал ноги, обо льва вытирал ноги – и льву пришлось всё-таки прыгнуть. И ещё раз. Но наглец прыгнул ловчее, опять ускользнул, и что льву оставалось… Побежал следом, опять побежал. Всё ещё чаял догнать.
И всё же ему пришлось отступить. Волк заманил его почти до оврага на краю владений, давно уже занялся рассвет, лев позабыл обо всех своих делах – но сколько же можно гоняться! Лев не такой легконогий. Всё равно он поймает мерзкую тварь, но в другой раз. Его ждёт поверженный медведь, он ещё не наелся вдоволь сытного мяса.
Рыжегривый повернул. Не волновал его больше безумный. Не хотел он замечать эту шавку. Совсем не хотел, хватит, но… но всему есть пределы! Шавка цапнула его за ногу сзади, его, хозяина степи, убившего огромного медведя!
Лев рванулся в последнюю атаку. Или он разорвёт наглеца в клочья – или сдохнет от ярости как презренный шакал. Один могучий прыжок, ещё, ещё – тяжёлый живот прижимает ноги к земле, прыжки волка длиннее, никак не настичь серую тварь, но перед волком овраг, серого остановит овраг и, наконец, львиная ярость получит удовлетворение. Перед глазами пошли огненные круги, лапы словно окаменели, но лев уже не мог отступить, потому что сейчас он прижмёт волка к оврагу, потому что – конец, вот-вот конец…
Конец действительно наступил. Хромой волк, похоже, и впрямь был бесплотным призраком. Словно распухшая куропатка, с изумительной лёгкостью перемахнул через препятствие – и лев еле-еле успел остановиться на самом обрыве. Что он мог сделать? Задрал ногу, оставил пахучую метку бессильной ярости и побрёл восвояси. На этот раз победил волк. И лучше об этом забыть поскорее.
Довольный Серый перебрался обратно через овраг. Больше он не прихрамывал, не было нужды. Он завалился в сухую траву и стал заслуженно отдыхать.
Вскоре вернулась Подруга, разминулась со львом. Отрыгнула мужу медвежьего мяса, как послушливому щенку, а потом отправилась исследовать львиную метку.
Метка вполне её устраивала. Много ярости вложил лев. Крепкий запах Хозяина надолго перебьёт теперь приметы близкой волчьей норы и отвадит на время досужих молодых львов. Подруга сможет спокойно родить. Всё готово.
А Рыжегривый степенно вернулся к останкам медведя, горделиво обнюхал, презрительно фыркнул на недавние волчьи следы. А потом упал на спину, согнул усталые лапы и подставил скромному солнцу белый живот.
Наслаждение тут же его отыскало, развалилось рядом, обволокло. И ничего другого не осталось во всём огромном мире, никаких чувств. Одно только наслаждение.
****
Они пришли. Они не могли не прийти. Столпились возле его чума, ждут, когда он покажется.
Загнанный зверь вылазит из своей норы. Все глаза устремлены на него, холодные звёзды на неприветливом небе, он один против всех, ему некуда спрятаться, он должен стоять на своём.
– Человек умер, – говорит Бурый Лис. – Что Режущий Бивень нам скажет в своё оправдание?
Его голос будет твёрд, как кремень. Он не сомневается в своей правоте. По-другому нельзя было поступить, они обязаны это понять.
– Тот человек колдовал. Он срезал след Режущего Бивня и похитил его бритвенный нож. Режущий Бивень защитил племя от колдуна.
