Евгений Вишневский - Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая
Старпом красив, солиден и даже респектабелен, но заметно волнуется, общаясь с большой наукой. Он усадил нас в кресла, обитые бордовым плюшем, и начал подробно рассказывать о наиболее интересных, с его точки зрения, случаях, приключившихся с их базой в море. Бэлла старательно записывала все это в объемистый блокнот, мы же с Галей, придав лицам значительное выражение, в такт кивали головами, украдкой глазея по сторонам. Мне очень хотелось, чтобы рассказы эти как можно быстрее кончились, кроме того, мне было немного стыдно. Думаю, то же чувствовали и мои спутницы.
Промариновав нас около часа, старпом достал бутылку какого-то довольно приятного сладковатого вина (японского конечно же), и мы выпили за содружество науки и производства, после чего старпом подарил каждому из нас по красивой сувенирной коробке с образцами продукции их плавбазы. В коробке были малюсенькие баночки с крабами, красной икрой, сайрой и кетой семужного посола. И только было мы собрались идти туда, куда нам мечталось: дамы — в промтоварный корабельный ларек, а я — шататься по кораблю, как явился все тот же вахтенный матрос и доложил, что сейчас на берег отправляется мотобот — он везет на берег ужин матросам, которые на берегу грузят баночки для консервов, — и этот мотобот может увезти нас с собой на берег. А следующий пойдет только глубокой ночью или даже завтра утром. Тяжело вздохнув, отправляемся восвояси. Впрочем, так нам и надо!
Поскольку завтра по расписанию должен быть теплоход (впрочем, вовсе не обязательно, что он будет) и наш маленький отряд покинет на нем остров Шикотан (что, впрочем, тоже необязательно — нас могут и не взять), до глубокой ночи гуляли по Малокурильску, прощаясь с этим симпатичным поселком. Интереснее всего, конечно, в порту. К пирсу лихо подкатывают МРСы[6], все в красных и синих лампочках, как рождественские елки — рыбу сайру ловят на свет. Сперва включают синие лампы, и сайра отовсюду, как завороженная, плывет на синий свет, затем синий свет гасят и включают красные лампы — сайра, ошалев, застывает, как в столбняке, тут-то ее и выгребают на борт. Это японская технология. Поэтому-то все эти лихие посудины так иллюминированы. Красные флаги на них располагаются почему-то рядом с трубой, так что эти символы государственности совершенно прокоптились и стали черными, как у пиратов, и даже серп с молотом похожи на кости. Рыбаки, небритые, с красными от бессонницы глазами, стоят на палубе враскоряку, выгружая ящики с сайрой вперемешку с истекающим льдом, и весело матерятся с приемщицами.
27 июля
Как ни странно, теплоход «Норильск» пришел точно по расписанию. Нас провожают ребята-геофизики с цунами-станции и старший лейтенант-пограничник Валера, на дне рождения которого я рассказал множество анекдотов, чем совершенно расположил его к себе. Теплоход полон, и на пирсе огромная толпа желающих уехать на материк. Благодаря расторопности ребят с цунами-станции и связям Валеры нам удается не только попасть на борт теплохода, но даже и раздобыть места в каюте, правда в третьем классе. Этим рейсом на материк с рыбокомбината отправляют человек тридцать девиц из вербованных, которых уволили по сорок седьмой статье КЗоТ[7] (за пьянство, аморалку и невыход на работу), — «сайровые сливки», как их тут все называют. Не представляю, какие надобны пьянство (при сухом-то законе!) и аморалка, чтобы за это выгнали даже отсюда — при острейшем дефиците рабочей силы, в самый разгар путины. «Сливки» весело прощаются с островом, подругами и многочисленными своими ухажерами со слезами, смехом, матом, припевками и приплясками.
Маршрут нашего теплохода довольно причудлив: он пойдет вначале вдоль океанской стороны Итурупа, с севера обогнет этот остров, выйдет на его охотскую сторону, пройдет вдоль нее до Курильска, а затем повернет на Сахалин, к Корсакову, а уже оттуда пойдет до Владивостока. Вместе с нами в каюте проживают еще трое: художник Коля из Владивостока, весь какой-то поросший зеленым мхом древний дед с висячими казацкими усами, и рыбак с огромными, набрякшими, как у Вия, веками.
Ночь. Вышел на верхнюю палубу, битком набитую бескаютными пассажирами. В разрывах туч сквозь клочья тумана видны крупные яркие звезды. На носу теплохода «сайровые сливки» хлещут одеколон прямо из пузырьков.
28 июля
Утром пришли в Касатку, порт на океанской стороне Итурупа, откуда в свое время и отправилась в свое сорокадевятидневное путешествие «отважная четверка» Асхата Зиганшина. Раньше в Касатке был большой кито-комбинат, а теперь то ли китов не стало — всех повыбили, то ли наши конвенцию подписали, обязуясь не бить китов в этих широтах, но комбината больше не существует, однако в память о нем все побережье буквально усеяно гигантскими костями морских исполинов: позвонками, ребрами, челюстями, что придает местности совершенно фантастический вид. Теперь в Касатке есть только военный гарнизон да маленький аэродромчик, на который, правда, садятся самолеты даже из Южно-Сахалинска.
Пока наш теплоход стоял на рейде, мы со всем нашим экспедиционным имуществом маялись возле трапа, покуда наш начальник, геолог Володя, принимал трудное решение: выгружаться на берег или нет. Вообще-то, нам нужно в Курильск, но он расположен на охотской стороне острова, а как попасть туда — вот задача! Добрые советчики, которых, как и везде в таких случаях, пруд пруди, буквально засыпали нас советами (причем советчики — сплошь бывалые люди, неоднократно пересекавшие Итуруп как туда, так и обратно). Жаль только, что советы эти были абсолютно противоречивы: геологи утверждали, что из Касатки в Курильск попасть ничего не стоит, туда якобы чуть ли не такси ходят; пограничники же, напротив, говорят, что никаких дорог с океанской стороны Итурупа на охотскую нет и никогда не было. Ах как было бы соблазнительно уже сегодня к обеду оказаться в Курильске (мы уже даже погрузились было со всеми своими вещичками в «танковоз»), но в последний момент решили все-таки не искушать судьбу и, плюнув на двое суток вынужденного безделья, отправились на теплоходе в обход острова, прямо в Курильск.
Наш рыбак с веками, как у Вия, который начал пить водку и спирт сразу же, как только попал на корабль (здесь сухого закона нет), теперь допился до белой горячки. Он лежит на своей койке на спине, широко раскрыв глаза, и бредит, произнося одну и ту же фразу из пяти слов, четыре из которых матерные. К тому же он напоил и деда. Дед петушится, предлагая мне подраться «на кулачках». Я уклонился от этого заманчивого предложения, залез к себе на второй этаж (у нас двухъярусные койки) и стал смотреть в иллюминатор. Полный штиль, море плавится на солнце, и неописуемо яркий свет заливает нашу каюту. Дед, подпрыгивая петушком, все лезет ко мне мериться силами. Пришлось встать и уйти на верхнюю палубу.
