Лебеди летят над тайгой - Семён Михайлович Бытовой

В тайгу

— Тайга наша слабых не любит! — серьезно сказал Никита Иванович, оглядывая меня с головы до ног. — Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Ходить придется долго, по целине, без тропинок. Случится, что две недели пройдем, а корешка не отыщем. — И тут же заметил: — Конечно, с пустыми руками моя бригада еще ни разу не возвращалась из тайги, но кто знает... — Он подмигнул Василию Лемешко, коренастому, статному таежнику со смуглым от загара лицом, на котором живо искрились маленькие, с хитрецой, карие глаза.

— Не боги горшки обжигают, обвыкнет, — сказал Лемешко и спокойно принялся свертывать «козью ножку». Закурив, он заботливо поправил на мне накомарник и, перевязывая ремешки на моих олочах, удовлетворенно промолвил:

— Ладненько, теперь жаль не будет.

Не скажу, чтобы я чувствовал себя очень бодро перед опытными корневщиками, для которых поход в тайгу считался обыденным, профессиональным делом. Однако ни в их разговорах, ни в грубоватой заботе обо мне я не видел обидного пренебрежения к новичку. Они все делали от чистого сердца. Никита Иванович дал мне накомарник, Лемешко — новые олочи из выделанной сохатиной кожи, а Федор Цыганков принес из дому стеганую на вате куртку, которая пришлась мне в самую пору.

— Приморскую тайгу я знаю, — объявил я, терпеливо выслушав разные советы и предупреждения. — В тридцать девятом году весь Ханский район обошел. На Синий Утес поднимался с пограничниками, в Кедровой пади побывал. Так что не новичок я, Никита Иванович, в этих местах.

Мои слова очень обрадовали искателей. Лемешко, который отнесся ко мне с особой симпатией, даже сказал:

— Я-то сразу подумал, что вы не новичок; раз на таков дело решились, — значит, таежный опыт имеете.

Никакого, конечно, опыта в поисках корня жизни я не имел.

Я заинтересовался женьшенем случайно, в Маньчжурии, после встречи с Сяо Батали. Если бы не поездка в Иман и опять-таки не случайная встреча на собрании с Федором Васильевичем Нечитайло, то, по всей вероятности, никогда бы не была написана эта быль о женьшене. Но теперь уже трудности не пугали меня. С полным сознанием того, что мне предстоит пережить, перечувствовать, я приготовился к дальнему походу. Мысленно я поставил себя на место члена бригады Никиты Ивановича и не требовал для себя никаких льгот.

Рано утром, на зорьке, мы отправились в путь. В небе еще висели потускневшие звезды, и на горизонте, над синей грядой сопок стоял бледный серп полумесяца. За ночь выпала обильная роса. Травы, отягощенные ею, сникли, и от них исходила бодрящая свежесть. Мы шли в сторону сопок, откуда берет начало настоящая дремучая тайга. Я знал тайгу и поэтому не удивился, когда Никита Иванович сказал, что до гряды сопок мы доберемся не скоро — идти туда не меньше сорока километров. Бригадир подозвал меня, и мы пошли рядом. Позади нас, о чем-то весело беседуя и изредка посмеиваясь, шагали Лемешко и Цыганков.

Я стал рассказывать Никите Ивановичу о встрече с Сяо Батали, и нужно было видеть, с каким вниманием бригадир слушал меня.

— А ведь это Сяо учил меня корневать, — произнес он, когда я кончил рассказ. — В ту пору искатели не очень-то схотно открывали секреты своего ремесла и держали в глубокой тайне места, богатые корнем. Здесь было немало хищников, любителей легкой наживы, грабителей-хунхузов. А искатели разве могли защитить себя от грабителей. У них было суеверное убеждение, что к женьшеню нужно приходить безоружным, с чистыми руками, без худого помысла. Посох для разгребания травы, костяная палочка для выкапывания корня, нож для срезания коры на деревьях — вот все, что полагалось иметь при себе ва-панцую. У иных, правда, были еще и топорики, которыми делали зарубки на деревьях, но, чтобы замахнуться этим топориком на зверя, — боже избавь! Нельзя! Помню, когда подстрелили старика Ли Фу, а потом Сяо Батали, то среди искателей началась настоящая паника. Тогда-то они впервые и обратились за помощью к русским охотникам. Стали приглашать в компанию. Пришли и к нам.

«Ты, капитан, с ружьишком ходи, — говорили они нам, — тебе панцуй искать не надо. Наши люди искай, а ты ходи, смотри, думай... Хунхуза приходи, ты его стреляй мало-мало, ва-панцуй спасай». Подумал я, посоветовался с товарищами, что вот, мол, корневщики зовут нас в компанию, как быть? Лемешко Василий Иванович — мы с ним давно по соседству живем — прямо заявил: «Надо пойти к искателям, учиться их делу, перенять у них секреты. Русский человек умом крепок; не такие тайны разгадывали, разгадаем и тайну женьшеня. А все молитвы, страхи, легенды старых корневщиков — пустое дело. Обижать чужих богов не будем, пускай молятся им...» На этом мы и договорились. Узнав о нашем согласии пойти с ними в тайгу, корневщики обрадовались. Надежная будет у них охрана от хунхузов и купчишек разных.

— Придем на Кабаргинку, увидите на деревьях знаки старых ва-панцуев, — сказал подошедший к нам Лемешко.

— И кумиренки их кое-где сохранились, — добавил Цыганков с улыбкой. — Весело было корневать с ва-панцуями. Садимся, бывало, у костра обедать, они первое дело божков своих кормят. «На, бога, кушай мало-мало, панцуй давай сипие, упие давай!» Положат в дупло немного рису, кусок лепешки, черемшу. Потом уж сами садятся за еду. Помню, однажды ночью ветер поднялся, сучок с дерева упал. Вскочили искатели со своих мест, давай костер заливать водой и тревожным шепотом зовут нас: «Ходи другое место, тут бога сердись, наверно, кушай мало давай!» А нам неохота с насиженного места трогаться, спать охота. «Но пойду, — говорю я, — ничего страшного не случилось». А они на своем стоят, со слезами просят нас перебраться немного подальше.

— Все время вместе ходили, — сказал Никита Иванович. — Поначалу, правда, не подпускали нас близко к женьшеню. Увидят вдали корень, просят нас не подходить к нему, а только смотреть, чтобы «худой люди» не подглядел. А после, когда крепко с нами подружились, искали женьшень на равных правах. Конечно, дело это не простое — тонкое. Особенно выкопка корня. Тут надо глядеть в оба. Помню, нашли мы корешок тантаза — трехлистный. Пока подтрушивал костяной палочкой землю, все ладно шло. А как