Пётр Губанов - Пробуждение

— Значит, сдались добровольно? — подытожил Вострецов.

— Знамо дело, своей волей явились.

— А ты что скажешь? — обратился комбриг к унтер-офицеру.

— Ничего не стану говорить, — выдавил бородач сквозь стиснутые зубы. — Ты мне не начальство.

В жарко натопленной избе рыбака Вострецов долго беседовал с солдатами. Те рассказали, как быстрее добраться до Охотска по суше, минуя расставленные на побережье посты.

Спотыкаясь, оскальзываясь, шли по непроторенным тропам бойцы отряда, неся за плечами патроны и продовольствие в обтертых походных мешках. Случалось, кто-нибудь падал. Ему помогали подняться на ноги. Продвигались по глухой таежной местности медленно.

Вострецов поторапливал командиров: нужно было застать врасплох дружинников.

В полдень батальоны подступили к Охотску. На пути передовой стрелковой роты, в которой находился Вострецов, выросла офицерская казарма. Грохот начавшегося боя расколол тишину. Офицеры выскакивали из окон и, отстреливаясь, бежали к центру города. Многие падали, сраженные пулями. Красные бойцы ворвались в казарму, наполненную пороховым дымом.

— Вперед! Не задерживаться! — командовал комбриг.

Батальоны отряда остановились, встреченные пулеметным огнем, когда приблизились к баракам промысловиков. Два батальона уфимских стрелков белых заняли там оборону. Из окон домов и бараков били пулеметы. В самый бы раз пришлись пушки, которые остались на палубе «Ставрополя». Орудийным огнем можно было легко и быстро разбить промысловые бараки и, смяв оборону, ворваться в расположение белых.

Но и пушки противника молчали. Они могли стрелять лишь в сторону моря.

Бой не прекращался. Стрельба с той и с другой стороны не затихала. Несколько раз поднимались красные роты в атаку, но плотный огонь укладывал их на каменистую землю, и бойцы снова отползали в укрытие.

Уже перевалило далеко за полночь. Вострецова охватило беспокойство при мысли, что не удалось быстро очистить город от белых. Днем ослабевшие батальоны могут не выдержать контратаки противника.

Укрывшись за валуном, Вострецов собрал к себе командиров рот и батальонов.

— Слушайте мой приказ! — объявил он. — Отряд Погребова пойдет берегом моря, чтобы зайти в тыл противнику. Одновременно он атакует офицерские дома и не даст белякам бежать в тайгу. Батальон Кузнецова незаметно обойдет Охотск и отрежет дружинникам путь в сопки. Я с разведчиками и ротой бойцов попробую захватить штаб генерала Ракитина. Действуйте!

Бой разгорелся с новой силой, когда отряд Погребова и батальон Кузнецова зашли в тыл противнику.

Напротив церкви в трех купеческих особняках с каменными лавками на первом этаже расположились офицеры. В одном из них — с белыми резными наличниками и парадным крыльцом — находился штаб генерала Ракитина. Туда и повел Вострецов свою группу. Сбив охрану, бойцы ворвались на парадное крыльцо.

Из дома вышел офицер с поднятыми вверх руками.

— Где генерал Ракитин? — сурово произнес Вострецов.

— Его превосходительство генерал Ракитин еще вчера изволили отправиться в тайгу, на охоту, — ответил офицер. — Я — штабс-капитан Михайловский, адъютант генерала Ракитина.

— Проверить весь дом, перетряхнуть пуховики и матрасы! — приказал Вострецов. Ему показалось неразумным, немыслимым пребывание генерала Ракитина на охоте в тот момент, когда красные штурмуют Охотск.

Разведчики проверили все комнаты купеческого особняка, перетряхнули все, где, по их предположениям, мог спрятаться генерал, и никого не нашли. Значит, Ракитин и в самом деле отправился поохотиться.

«Ну и черт с ним, с генералом!» — подумал Вострецов. Его радовали добрые вести: от Погребова и Кузнецова приходили нарочные с сообщением, что сопротивление противника подавлено, Охотск освобожден от белых!

Утром комбриг Вострецов устроился за столом генерала Ракитина и начал разбирать секретные бумаги. Планы пепеляевцев оказались грандиозными, если верить тому, что расписано и рассчитано «по освобождению Якутии и походу в Иркутск».

Из купеческих подвалов бойцы выволакивали связки песцовых шкурок и золото, упакованное в парусиновые мешочки и ящики.

Вечером Вострецов отправил радиограмму главкому Уборевичу об успешном освобождении Охотска от белых. Но в бою вместе с десятью бойцами погиб комбат Кузнецов, и эта потеря сильно огорчила комбрига, несмотря на столь успешно закончившийся бой.

Командир экспедиционного отряда отправил роту бойцов в тайгу на розыски генерала Ракитина, приказал начать подготовку к погрузке пленных пепеляевцев, награбленной пушнины и золота на пароход «Ставрополь», который по приказу главкома возвращался во Владивосток.

Советская власть в Охотске была восстановлена.

После шестидневного пребывания в освобожденном городе отряд уже в неполном составе отправился на пароходе «Индигирка» дальше, на север. В пути приняли радиограмму из Охотска:

«Остатки белых банд в Ине и Булгине разгромлены, генерал Ракитин застрелился».

По курсу парохода плескались изумрудно-зеленые волны, весело сияло солнце в высоком, прозрачном небе. Отдельные плавающие льдины уже не были серьезным препятствием для судна. Разламывая тупым форштевнем пенные валы, «Индигирка» милю за милей преодолевала холодные просторы Охотского моря. Вострецов торопил капитана поскорее доставить отряд в одну из ближайших бухт на подходе к порту Аян. Комбригу не давала покоя мысль о том, как бы весть о разгроме Охотского гарнизона не дошла до генерала Пепеляева раньше, чем отряд подступит к Аяну.

Из извилистых трещин выползали на лед тюлени. Они нежились в лучах весеннего солнца, играли со своими детенышами и двигались в сторону шхуны, оставляя в рыхлом снегу гладкие борозды. Если на пути попадались разводья, они ныряли в воду и вскоре опять вылезали на лед. Заиндевелая, неподвижная шхуна казалась им безобидным айсбергом.

И вдруг засверкали огоньки. Загрохотали выстрелы. На пушистый снежок, выпавший ночью, брызнула кровь. Тюлени метнулись назад, ища спасения в воде. За ними следом потянулись алые шлейфы. Темными пятнышками оставались лежать на снегу мертвые детеныши. А выстрелы продолжали грохотать, нарушая покой ледяного безмолвия.

Соловьев резким движением дернул на себя затвор, выбросив за борт дымящуюся стреляную гильзу. Боцман Ужов и Цветков продолжали целиться, стремясь попасть еще раз в удалявшихся от шхуны тюленей.

— Довольно, Юрий Ардальонович, позабавились и хватит, — негромко проговорил капитан, передавая винчестер стоявшему рядом палубному матросу.