Джек Лондон - Мятеж на «Эльсиноре»
Уже не вызывало никаких сомнений то, что они нуждаются в пище. «Эльсинора» без парусов, гонимая в это утро течением, сделалась в полном смысле слова игрушкой ветра и волн. И наша шайка с намерением поудить морских птиц выпустила за борт множество удочек. О, я достаточно побеспокоил этих голодных рыбаков моей винтовкой! Ни один человек не мог показаться на баке без того, чтобы на расстоянии, весьма близком от него и столь же опасном, моя пуля не ударилась о железную обшивку той или иной части судна. И все же они продолжали вылавливать птиц, с опасностью для жизни и немало теряя птиц благодаря моей винтовке. В общем, когда они ловили птиц на удочку, то из каждых двух подцепленных птиц благодаря моим выстрелам они одну теряли. И двадцать шесть человек, охотясь на птиц только днем, вылавливали достаточное количество альбатросов, которых хватало на целые сутки.
Однако после ряда опытов путем удачного маневрирования и резких поворотов штурвала мне удалось через некоторое время добиться того, что мятежники были совершенно лишены возможности удить птиц, охотящихся на поверхности воды на рыб. В результате моих усилий вся их охота прекратилась.
Маргарет стояла на первой вечерней вахте. Генри был у штурвала. Вада и Луи внизу готовили вечернюю трапезу на большой угольной печи и масляных горелках. Я только что поднялся снизу и стоял на расстоянии каких-нибудь шести шагов от Генри и штурвала. Какой-то неясный звук, донесшийся из вентилятора, должно быть, привлек мое внимание, потому что я смотрел на вентилятор в то самое время, когда случилось это происшествие.
Но прежде всего о вентиляторе. Это стальная труба, идущая из корабельных трюмов, где хранится уголь, проходит под лазаретом и выходит наружу между стенами командной рубки. Отверстие вентилятора, на высоте человеческого роста, прикрыто железными решетками, положенными так часто, что взрослая крыса не могла бы пролезть между ними. Это же отверстие находится наискосок от маленького люка и возвышается над штурвалом, который стоит от него на расстоянии пятнадцати футов. Видимо, один из мятежников, пробравшись между углем и палубой нижнего трюма, вскарабкался по трубе вентилятора до наружного отверстия и получил возможность целиться и стрелять сквозь решетку.
Словом, я одновременно увидел дым и услышал звук выстрела. Сейчас же я услышал стон Генри и, повернув голову, увидел его вцепившимся в спицы штурвала, в тот самый миг, как он упал. Это был меткий выстрел. Пуля пробила сердце или же прошла совсем близко от сердца: у нас нет времени для вскрытия трупов на «Эльсиноре».
Том Спинк и второй парусник Учино подскочили к Генри. Револьвер же продолжал стрелять через щели вентилятора, и пули ударялись о перед будки со штурвалом, недалеко от наших людей. К счастью, они их не задели, и те вскоре выкарабкались из опасного места туда, куда выстрелы не попадали. Юнга судорожно бился еще несколько секунд, а затем затих. Так погиб еще один волонтер нашей разрушительной расы, погиб за своей повседневной работой у штурвала «Эльсиноры», близ западного берега Южной Америки.
Глава XLVIII
Положение безнадежно до смешного. Мы, на нашем высоком месте, распоряжаемся продовольствием на «Эльсиноре», в то время как мятежники завладели средствами ее управления. Это значит, что они захватили их силой, но ими не владеют. Они не могут управлять, точно так же как и мы. Корма, являющаяся господским местом, принадлежит нам. Штурвал находится на корме, тем не менее мы и притронуться к нему не можем, потому что через щель в вентиляторе они могут пристрелить каждого, кто подойдет к рулю. И, находясь за стальной стеной рубки, они могут вдоволь издеваться над нами, словно осаждая нас из какой-то крепости.
У меня имеется один план, но его не стоит приводить в исполнение до тех пор, пока не будет крайней необходимости. Во мраке ночи совсем нетрудно будет отделить руль от короткого румпеля, а затем, оснастив руль добавочными талями, управлять судном с обеих сторон кормы настолько далеко, чтобы находиться на безопасном расстоянии от вентилятора.
Тем временем, пользуясь прекрасной погодой, «Эльсинора» ведет себя так, как она сама того хочет, или же как того хотят ветер или морские волны. И она может так нестись по морю, сколько и как ей угодно. Пусть мятежники голодают. Лучше и скорее всего их может привести в сознание состояние их желудков.
Для чего же существует разум, если не для того, чтобы применять его в жизни? Я разбиваю сердца голодных людей. Это – большая своеобразная забава. Морские птицы, по своей привычке оставив свои широты, последовали за «Эльсинорой». Это значит, что их число не пополняется. Силлогизм: бóльшая предпосылка – определенное, ограниченное количество птичьего мяса; меньшая предпосылка – единственная пища мятежников – птичье мясо; вывод: надо уничтожить эту пищу, и мятежники будут вынуждены вернуться к исполнению своих обязанностей.
Я стал действовать согласно этому выводу. Я начал свои опыты с того, что бросал за борт маленькие кусочки жирной свинины и корки черствого хлеба. Как только птицы спускались, желая полакомиться, я в них стрелял.
Каждая убитая птица, оставшаяся на поверхности воды, означала соответствующее уменьшение пищи для мятежников.
Но я внес значительные поправки в свой метод. Я пересмотрел содержимое судовой аптечки и к каждому кусочку жирной свинины и к каждой корке хлеба стал прибавлять по небольшой дозе содержимого бутылок, на которых был ярлык с черепом и скрещивающимися костями. По совету буфетчика, я прибавил даже крысиную отраву к смертоносной микстуре.
И вот извольте: сегодня в воздухе нет ни одной птицы. Правда, вчера, в то время как я приводил в исполнение свой план, мятежники выловили несколько птиц, но теперь все остальные пернатые исчезли, и вчерашний улов – это последняя пища людей с бака до тех пор, пока они не приступят к исполнению своих обязанностей.
Да, это смешно. Это мальчишеская игра! Это читается точно так же, как Франк Мильдмей, как Фрэнк Рид-младший. И все же я верю, что результатом этого будут жизнь и смерть. Я только что подумал о тех, над кем разнесся похоронный звон с самого начала нашего путешествия.
Первым был Христиан Джесперсен, убитый О’ Сюлливаном, когда пытался бросить за борт морские сапоги Энди Фэя. Затем О’Сюлливан, которому негодяй Чарльз Дэвис стальной свайкой разбил голову за то, что тот мешал ему спать. За ним последовал Петро Маринкович еще до того, как мы начали обходить мыс Горн. Его, несомненно, убила шайка висельников, причем жизнь была выкромсана из него ножами. Труп его был брошен с целью, чтобы мы нашли его и погребли. Капитан Уэст, умерший внезапно, хоть и не насильственной смертью, в разгар стихийного натиска, когда мистер Пайк вел «Эльсинору» вокруг мыса Горн. Бони Сплинтер, смытый в море и утонувший в то время, когда мы миновали уже впившийся в море зуб мыса, где южная оконечность континента врывается в яростно бушующую Антарктику. Длинноногий, неуклюжий парень, плотник-финн, брошенный в море по обвинению в колдовстве своими товарищами, глубоко убежденными, что финны управляют ветрами. Мике Циприани и Билль Квигли, брошенные в море мистером Пайком, – те самые, которые живыми цеплялись за лаг-линь, неслись по течению вслед за судном, были отрезаны буфетчиком и затем съедены большеклювыми альбатросами и другими черноперыми птицами с мыса. Стив Робертс, бывший ковбой, застреленный мной в то время, как он пытался стрелять в меня. Герман Лункенгеймер, которому на наших глазах перерезал горло Гвидо Бомбини, итальянская собака. Оба помощника, взаимно уничтожившие друг друга в происшедшей без свидетелей эпической битве. Дитман Олансен, пронзенный копьем Вады насквозь в то время, как во главе шайки мятежников он пытался штурмовать корму. И, наконец, последний – Генри, волонтер разрушительного рода, застреленный во время своей повседневной работы у штурвала предательским ударом из щелей вентилятора.
