Джеймс Купер - Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай
— Кто-нибудь видел «Пинту»? — взволнованно спросил адмирал у Санчо, стоявшего у руля.
— Я видел, сеньор, каравеллу, которая стремилась скрыться из виду! Пока мы лежали здесь в дрейфе, ожидая ее, Мартин Алонсо ушел в восточном направлении.
Колумб понял, что человек, в свое время оказавший ему неоценимую помощь, теперь покинул его, еще раз показав своим поступком, как непрочна дружба, когда на пути ее встают корысть и себялюбие. Среди моряков давно уже ходили слухи о золотых рудниках, неясные рассказы туземцев еще больше разжигали их алчность, и адмирал не сомневался, что его непокорный спутник решил воспользоваться превосходством в скорости своей каравеллы, чтобы первым достичь Эльдорадо.
Ветер держался неблагоприятный, и «Санта-Мария» с «Ниньей» вынуждены были ожидать в заливе перемены ветра. Этот раскол в эскадре Колумба произошел 21 ноября, когда она все еще находилась у северного побережья Кубы.
Вплоть до 6 декабря адмирал продолжал исследовать прекрасный остров и лишь затем пересек Наветренный пролив, как его тогда назвали, и подошел к берегам Гаити. До этого времени испанцы старались, по возможности, завязать самые дружеские отношения с островитянами, подчиняясь мудрым и предусмотрительным указаниям адмирала. Правда, они силой захватили несколько местных жителей, чтобы привезти их в Испанию в подарок Изабелле, но это было вполне в духе времени: моряки полагали, что королеве все дозволено, а пленникам будет в Испании только лучше!
Гористый, обрывистый, но вместе с тем необычайно живописный остров Гаити пришелся морякам гораздо больше по душе, чем соседняя Куба. Жители его тоже показались им более красивыми и цивилизованными, а главное — более кроткими и добродушными, что особенно понравилось адмиралу. У них испанцы впервые увидели значительное количество золотых украшений и вскоре завязали с гаитянами довольно оживленную торговлю, выменивая благородный металл за всякие побрякушки, среди которых островитян больше всего привлекали бубенчики для соколиной охоты.
Так, знакомясь с островом и торгуя, мореплаватели медленно продвигались вдоль северного берега Гаити до 20 декабря, пока не достигли мыса, вблизи которого, по словам туземцев, находилась резиденция великого касика note 83 — повелителя большей части побережья.
Испанцы называли этого великого касика Гуаканагари. Судя по неясным рассказам гаитян, это был всеми почитаемый правитель, которому многие другие касики платили дань.
Два дня каравеллы простояли в Голубой бухте, и вот 22 декабря к ним приблизилась большая пирога. Адмиралу сообщили, что это явился посланник великого касика с дарами от своего повелителя. Он просит провести каравеллы на лигу-две дальше на восток, чтобы они могли стать на якорь перед городом, где живет его господин. Однако ветер не позволял тотчас исполнить эту просьбу; посланнику был передан соответствующий любезный ответ, и он уже собрался в обратный путь.
Пока шли переговоры, Луис успел подружиться с молодым гаитянином, по имени Маттинао, из свиты посланника. Нашему герою наскучило безделье; побуждаемый жаждой приключений, он давно уже хотел проникнуть в глубь острова и теперь начал просить Колумба отпустить его вместе с туземцами на пироге. Сначала адмирал отказал ему наотрез: высокое звание графа де Льера налагало на Колумба особую ответственность, и он опасался предательства или какого-нибудь несчастного случая. Но в конце концов Луис настоял на своем, и адмирал отпустил его, посоветовав быть как можно осторожнее и несколько раз напомнив, что если с юным графом случится беда, вся вина падет на адмирала. На всякий случай Колумб приказал Санчо сопровождать и охранять Луиса: раз уже рыцарь отправился на поиски приключений, у него должен быть оруженосец!
До сих пор в руках туземцев моряки видели луки да стрелы с тупыми наконечниками, а потому Луис не стал облачаться в кольчугу. Он взял только легкий щит и верный меч, ярость которого испытал на себе не один мавританский шлем. От аркебузы Луис отказался, заявив, что это оружие недостойно рыцаря, а кроме того, совершенно не нужно, так как островитяне пока ведут себя крайне миролюбиво и не заслуживают обидных подозрений. Однако Санчо оказался менее щепетильным и прихватил с собой аркебузу. Не желая привлекать к графу де Льера внимание, а также чтобы избежать разговора, будто он делает ему особые поблажки в нарушение своих собственных строгих приказов, адмирал потребовал, чтобы Луис и Санчо отправились на берег и сели в пирогу лишь за мысом, где их не будет видно, тогда их отсутствие пройдет незамеченным. Подобные предосторожности и таинственность, окружавшая юного графа в продолжение всего плавания, и явились причиной того, что события, о которых пойдет дальше речь, не были занесены в судовой журнал Колумба, а потому ускользнули от внимания историков, почерпнувших из этого документа немало ценных сведений.
Глава XXIII
Ожившим вдруг цветком,
Что соткан из лучей и из эфира,
Ты предстаешь в цветенье золотом,
В пьянящем аромате мирры.
Сутермейстер
Несмотря на свою природную решительность и равнодушие к опасностям, доходившее почти до безрассудства, Луис почувствовал себя, скажем, не совсем уверенно, когда очутился с одним только Санчо в окружении гаитян. Однако ничего подозрительного не происходило, и скоро он с помощью жестов и нескольких известных ему туземных слов вступил в разговор со своим новым другом Маттинао, обращаясь иногда по-испански и к Санчо, всегда готовому поболтать.
Вместо того чтобы следовать за шлюпкой «Санта-Марии», на которой возвращался посланник великого касика, пирога пошла дальше на восток. По договоренности с адмиралом Луис должен был появиться при дворе Гуаканагари лишь после прихода каравелл, чтобы присоединиться к своим товарищам незаметно, не привлекая к себе внимания.
Наш герой не был бы истинным влюбленным, если бы его не восхитило удивительное зрелище, открывшееся его глазам, когда пирога приблизилась к берегу. Резкий и живописным пейзаж, похожий на средиземноморский, был смягчен влиянием южных широт, которое придавало мысам и скалам волшебное очарование, как солнечная улыбка — женской красоте. То и дело Луис вскрикивал от восторга, и Санчо вторил ему, хотя чувства свои выражал несколько иначе, словно просто считал своим долгом аккомпанировать поэтическим излияниям юного графа.
— Я полагаю, сеньор граф, — наконец заметил матрос, когда бухта, куда должны были войти каравеллы, осталась далеко позади, — я твердо надеюсь, сеньор граф, что ваше сиятельство знает, куда нас везут эти голые кабальеро! Похоже, у них есть какой-то порт на уме, а может, уже на виду: смотрите, как они работают веслами!
