Константин Бадигин - Секрет государственной важности
Таня не хотела смириться. Она упрашивала сначала Обухова, потом Барышникова послать шлюпку на мыс Звонарева.
— На один час, Валентин Петрович, Тихон Иванович, только на один час — туда и сюда.
Командир Барышников, тоже злой на туман, теребил свои скрипучие ремни на груди и, видимо, склонен был разрешить, но капитан категорически воспротивился. Слишком велик риск — плутать вслепую. С борта парохода часа два кричали, стреляли, но безответно все звуки глохли в молочной пелене. Решили стоять на якоре и продолжить поиски утром.
Моряки разбрелись кто куда. Над палубой время от времени раздавался предостерегающий звон колокола. Туман…
* * *— А если все же солдаты догадаются и нападут с моря? Что тогда? — вслух прикидывал Великанов, приглядываясь к зеву в левой стене своей крепости. — Глубина у самой пробоины всего метр… Нет, — решительно тряхнул он головой, — не сообразят, они просто не знают, как корабль выглядит с этой стороны. А если все-таки сообразят? Тогда плохо. Внутри парохода три трапа. Нападающим можно укрываться за железными переборками промежуточных палуб. Вот она, моя ахиллесова пята…
Федя живо представил десятки солдат, с криками влезающих по ржавым лестницам… «И все это на меня одного!..»
Только прогнал эту мысль, как пришла новая, от которой сразу похолодело внутри. Солдаты вряд ли догадаются, но Гроссе Он-то наверняка знает о пробоине. Не может быть, чтобы он не осмотрел пароход…
Что делать?
Вдруг лицо Феди изменилось, он весь превратился в слух. Колокол! Он ясно слышал корабельный колокол. Где-то отбивали туманную рынду. Еще раз, еще… Ну да, судно стоит в открытом море. Но какое судно? Может быть, опять этот сторожевик? Ничего удивительного, он пришел снять солдат, застрявших на берегу.
Великанов совсем приуныл. Крепость стала вдвойне уязвимой. Несколько снарядов из пушки — и все. Он почему-то не подумал о своем «Синем тюлене». Может быть, потому, что знал: угля на пароходе оставалось всего на трое суток. А из Императорской он вернется не раньше пяти суток… и то если уголь грузить будет все население. Ходу-то немного, всего несколько часов, а вот погрузка… Федя еще прислушался: колокол продолжал звонить, вахтенный бил четко и сильно. «Сил много у мужика, — невесело усмехнулся юноша, — только позавтракал, наверно. Ну, будь что будет».
Он собрался уйти в каюту, но его насторожили новые звуки, донесшиеся с моря. Он расслышал характерное постукивание весел в уключинах, всплески и человеческие голоса. Да, да, и голоса доносились из тумана. Федя сжал винтовку и затаил дыхание.
Постукивание уключин делалось все громче, и все сильнее билось Федино сердце. В тумане показалось темное пятно. И оттуда — голоса:
— Пароход. Удачно. С какой стороны подходить?
— К пробоине с левого борта, посередине, как в бухту. «Да ведь это Серега Ломов! — Феде захотелось кричать и плясать сразу. Но он сдержался. — А вдруг ошибаюсь?» Нет, шлюпка шла уже вдоль борта, и юноша сразу разглядел и скандинавскую бородку Ломова, и Потапенко, и Степана Федоровича Репнина. И Таню…
— Сюда, сюда! — заголосил он во всю мочь.
— Федя! — отозвалась Таня. — Федя…
Великанов сбежал вниз к самой пробоине и, поворачивая шлюпку за нос, помог ей войти в «гавань».
— Хорош! — сдерживая усмешку, осмотрел Федю Степан Федорович. — В каком виде гостей принимаешь…
Тут только Великанов вспомнил, как он одет, вернее, раздет, — и бросился к трапам.
— Федя, Федя, — едва успела крикнуть девушка вдогонку белополосатому привидению, — папа пошутил!
— Проводи всех в капитанскую каюту, Таня, туда, где печка, — донесся голос юноши откуда-то сверху.
— Найдем, — откликнулся Ломов. — Ты, старик, жив, а штаны… ладно, потом разберемся.
Несколько пар ног застучали по железным ступеням. Отзвуки шагов будили гулкое эхо в пустых корабельных помещениях. Федя тем временем сдернул с койки лоскутное одеяло и закутался в него, как римлянин в тогу.
Он направился уже встречать своих, но, случайно глянув в открытый иллюминатор, замер.
Потянул ветерок, стало прояснивать, и Федя увидел, что за каменным завалом, на зеленой опушке леса, стоят с десяток солдат и рассматривают пароход. Среди них Федя заметил женщину в черной куртке и марлевом накомарнике, на груди ее кровавился красный крест. Оперся на саблю бородатый фельдфебель Тропарев. Солдаты чувствовали себя в безопасности и не пытались прятаться.
«Как в кинематографе», — мелькнуло у Феди. Так быстро раскручивались события.
В каюту вбежала Таня, за ней появились остальные.
— Здравствуй, мой мальчик! — Степан Федорович крепко обнял Федю.
В старом одеяле из разношерстных тканей тот выглядел презабавно. Таня не выдержала, расхохоталась.
«Как они похожи, — подумал юноша. — Таня вся в отца и лицом, и повадкой».
— Тише, товарищи, — солдаты, — посерьезнел Федя, показывая на иллюминатор. — С ними эта, Веретягина.
Потапенко осторожно посмотрел. Солдаты стояли, продолжая мирно беседовать, Тропарев сказал что-то, все засмеялись.
— Эй, Великанов! — крикнул бородатый фельдфебель своим поповским басом. — Где ты, выходи!
Один из солдат снял с плеча винтовку и загнал в казенник патрон.
— Отставить! — пронзительно крикнула Веретягина. — Я приказала взять живым.
— Не стреляй, Синичкин, — пробасил Тропарев.
— А почему баба командует, по какому праву? — взъерошился солдат.
Федя наскоро рассказал отцу Тани о кладовке с оружием, но Репнин даже не удивился находке. Взглянув на юношу, он решил иначе:
— Пока действуй, будто ты один. Нас вроде не существует. Твою крепость им все равно не взять. А мы их, как миленьких, ухватим, пусть сунутся. Ну-ка, дружок. — Репнин протянул ему медный рупор, взятый со шлюпки.
— Великанов! — еще раз рявкнул Тропарев.
Пароход откликнулся могучему голосу эхом.
— Я Великанов! — Федя помахал из иллюминатора рукой.
— Выходи на палубу, — гудел фельдфебель, — али срамно без порток-то?
Солдаты прыснули со смеху.
Юноша высунул рупор в иллюминатор. Солдаты шарахнулись, решив, что это какое-то оружие.
— Мне и здесь хорошо, — сказал Федя. — Что вы хотите?.. — Теперь его голос звучал посильнее фельдфебельского.
В лесу откликнулось эхо.
— Слезай к нам, — потребовал Тропарев.
— Никуда я не пойду. И ко мне никто из вас живым не доберется. — Федя с удовольствием подумал, что теперь онне одинок и впрямь никого сюда не пустит.
— Смотри, худо будет, — погрозил саблей Тропарев. — Ежели сами снимем — башку оторвем.
