Константин Бадигин - Секрет государственной важности
Степан Федорович знал о своем командире все и умело влиял на него, когда тот зарывался. Сейчас их обоих глубоко затронуло исчезновение Великанова.
«Синий тюлень», вычертив в лунном море пенистую дугу, шел к бухте Безымянной. А к начальнику партизанского штаба Прибыткову, молодому парню в скрипучих сапогах и заплатанном френче, пригласили американского проповедника.
Поигрывая гранатами на поясе, с которыми он не расставался даже ночью, начштаба начал допрос.
Мистер Фостер высокомерно отрицал все. Федю он, конечно, не видел и ничего не слыхал. Ровно ничего подозрительного. Да, он прогуливался по палубе. От этого отпираться нельзя, сообразил американец, — их, конечно, видел рулевой пли вахтенный штурман.
Когда густо заросший рыжими волосами Прибытков показал проповеднику валявшийся в твиндеке молитвенник, нож, забытый на тюках, и попросил объяснить, в чем дело, американец поперебирал толстыми пальцами и ответил не совсем на вопрос.
— Я не могу хорошо помнить, но будто слышал человеческий крик около половины ночи, — с трудом выдавил он, уже без всякой самонадеянности в тоне. И быстро добавил: — Мне встретился капитан Тадзима.
— Вы думаете, японец мог выбросить за борт Великанова? — в упор спросил начальник штаба.
— Я этого не утверждаю. Я вспоминаю только факты… Я слышал человеческий крик и встретил капитана Тадзиму, и только, — блудливо пряча взгляд, повторил американец. — Наш господь, Джисус Крайст, не любит плохой поступок. Но… но, как вы думаете, господин, мог ли слабый японец справиться с таким крепким молодым человеком, как Великанов?
— Как вам сказать, — возразил Прибытков, — если любого сначала чем-нибудь оглушить, например гирей, то потом даже слабый может сделать с человеком что хочет.
По поводу молитвенника и взрезанного тюка проповедник отвечал так путано, что еще больше насторожил Прибыткова.
— Хорошо, господин, или, как вас там, мистер, любопытно, однако невразумительно Я допрошу Тадзиму, а вам пока придется посидеть под стражей.
Американец взглянул на знакомые двери кают-компании с драконами и молча покорился своей участи.
— Что вы сделали с Великановым? — сводя рыжие мохнатые брови, прямо спросил японца начальник штаба. — Говорите правду, иначе… иначе дух из тебя вон, понял?
С японцем Прибытков совсем не церемонился.
— Я представитель японского командования, — начал было, напыжась, Тадзима. — Вы не смеете…
— Ох ты фрукт! — гневно воскликнул Прибытков и ткнул пальцем в темный иллюминатор — На рей захотел?
Тадзима шумно вдохнул воздух, но ничего не сказал. Он побаивался Прибыткова.
Вчера на его глазах этот рыжий мужик расстрелял и выбросил за борт радиотелеграфиста.
— Через пять минут не признаешься, куда дел парня, — повешу. — Начштаба положил на стол часы. — Проповедник слышал человеческий крик и тут же встретил тебя. Ты оглушил Великанова и выбросил в море Мы поверили проповеднику и повернули обратно, на поиски. — Прибытков остановил на Тадзиме тяжелый взгляд. У него были и свои, особые основания ненавидеть японских офицеров. Они казнили в прошлом году его отца и брата.
— Мистер проповедник?! Мистер проповедник вместе со мной… — Тадзима осекся. — Я не обязан смотреть за вашими матросами, — выкатил он на Прибыткова свои черные глаза. — Я требую неприкосновенности, я представитель японского командования…
— Слышал. Запереть эту сволочь… Зеленко, отвечаешь за них головой! — приказал начальник штаба конвойному. — Отобрать оружие.
— Мое я уничтожит ваше я… — Капитан Тадзима хотел выйти с напыщенной фразой, но он прямо вылетел из каюткомпании: конвойный не удержался и вовсе уж недипломатично наддал ему по шее.
Прибыткову было ясно: с Великановым расправились. Но кто? Один ли японец или вместе с американским попом? Впрочем, сейчас главное — найти Федю. Если он остался жив и будет найден, все решится просто, он сам скажет, кто виноват. А если парень погиб, то…
«Синий тюлень» напрягал все силы. Кочегары, сбившись у котлов, работали по очереди: каждый хотел помочь товарищу, попавшему в беду. Вывели отсечку, и пар держали на марке. К десяти милям в час, отмеренным для старенького парохода, прибавились еще две. Но времени упущено много: миль двадцать прошли после исчезновения Феди, двадцать миль обратно…
«Что я скажу сестре, если не найдем?» — думал стармех Фомичев, не спуская глаз с дрожащей стрелки манометра.
На пароходе уже никто не спал. Свободные от вахты моряки и партизаны собрались на палубе и на мостике. Потапенко, зоркий, бывалый сигнальщик со сторожевика, разбил море на секторы. Каждый сектор просматривали в несколько пар глаз.
Луна все еще щедро поливала море серебром. Таня посмотрела на небо: Юпитер, Полярная… Федя называл ее королевой и своей звездой, вспомнила девушка, и в горле у нее защемило. Таня не обратила внимания, что с севера по небу быстро набухала темная, глухая стена.
«Только бы не накрыл туман!» — думал в это же время Обухов, разглядывая темное облако. Он тоже волновался. За эти дни он узнал ближе и успел полюбить юношу.
«Много ли осталось?» — Валентин Петрович посмотрел на часы.
Черная, волнистая полоса берега приближалась. Вскоре капитан различил мыс Звонарева, а затем и остов парохода на камнях. До места, где, по расчетам, был выброшен Великанов, оставалось совсем немного.
— Еще десять минут, и я остановлю машину, — сказал Обухов Тане, державшейся его, как тень. — Это должно быть где-то здесь.
— Так близко от берега? Он, наверно, поплыл к берегу… Да, да, Федя сильный, он не покорится. Он обязательно поплыл к берегу, видите, тут близко.
— Ну не так уж близко, — пробормотал Обухов, переходя на левое крыло мостика.
Таня — следом за ним.
— Надо спустить шлюпку, и прямо на мыс, — чуть не приказывала девушка.
— Ах, если бы у меня жена так беспокоилась обо мне, как вы о Феде, — вдруг вспомнив свое, вздохнул Обухов. — Не волнуйтесь, Татьяна Степановна, пришли.
Обухов поставил ручку телеграфа на «стоп». Загремела якорная цепь.
— Шлюпку на воду!
И в этот момент на пароход навалился туман.
Звезды, луна, берег — все исчезло.
Это был конец.
Поиск на море стал бесполезен.
Туман был так плотен, что казалось, его можно резать ножом или взять в руки.
Таня не хотела смириться. Она упрашивала сначала Обухова, потом Барышникова послать шлюпку на мыс Звонарева.
— На один час, Валентин Петрович, Тихон Иванович, только на один час — туда и сюда.
Командир Барышников, тоже злой на туман, теребил свои скрипучие ремни на груди и, видимо, склонен был разрешить, но капитан категорически воспротивился. Слишком велик риск — плутать вслепую. С борта парохода часа два кричали, стреляли, но безответно все звуки глохли в молочной пелене. Решили стоять на якоре и продолжить поиски утром.
