Пётр Губанов - Пробуждение
«Генералу Ракитину в Охотске! Убедительно и срочно прошу сообщить по рации, почему до сих пор не прибыли в Аян? Чем задерживается выход дружинников из Охотского порта? Когда прибудете в Аян? Пепеляев».
Капитан второго ранга Карташев исполнил свое обещание. Радист-канадец настроил судовую радиостанцию на нужную волну, назначенную еще во Владивостоке генералом Дитерихсом, а пепеляевский радист сумел связаться с городской радиостанцией Охотского порта. Оттуда передали к вечеру того же дня:
«Командующему экспедиционной русской дружиной генералу Пепеляеву! Выполняя ваш приказ, вышел из Охотска со всеми наличными силами на другой день после прибытия нарочного — офицера. На двадцать первой версте аянского тракта был внезапно атакован отрядом большевистских войск. Пришлось принимать бой в крайне невыгодных условиях. Имею огромные потери убитыми, ранеными и обмороженными. Оставшаяся часть дружины деморализована и непригодна для серьезных наступательных действий. Ракитин».
Рухнула последняя надежда Пепеляева взять реванш за поражение на Лисьей Поляне. Где набрать новых бойцов в дружину? Откуда ждать помощи? Приток мятежников из местного населения иссяк окончательно. Если в первые дни пребывания дружины в Анне обманутые тойонами люди приходили к Пепеляеву маленькими группами, то после возвращения из Нелькана приток их совсем прекратился. Никто не хотел верить лживым обещаниям богатых тойонов и таежных шаманов. А после сражения на Лисьей Поляне числившиеся в дружине таежники разбегались целыми партиями.
Но, несмотря на создавшуюся обстановку, мысль о том, что необходимо покинуть Аян и поселиться опять в чужой стране, все еще не приходила в разгоряченную первоначальным порывом голову Пепеляева. Слишком памятным и унизительным казалось теперь полуторагодичное пребывание в Харбине. Пусть на крохотном клочке русской земли, но чувствовал он себя полновластным хозяином. Все и вся в Аяне, его окрестностях подчинено генералу Пепеляеву, уполномоченному самим главой Земского собора осуществлять суровую военную власть на прибрежных таежных просторах.
— Пригласите ко мне генерала Вишневского, Оскар Леопольдович, — попросил Пепеляев адъютанта.
После возвращения из неудачного похода на Якутск Вишневский ни разу не показывался на глаза командующему дружиной. Битый генерал жил по соседству с казармами, где расположились уцелевшие после разгрома на Лисьей Поляне его дружинники. Жил он тихо, уединенно, стараясь реже выходить на улицу, чтобы не видеть немого укора в глазах подчиненных. Вишневский очень болезненно переживал позор поражения в схватке с красным отрядом Строда.
— Доброго здоровья, Анатолий Николаевич, — произнес тихим голосом Вишневский, войдя в кабинет Пепеляева.
— Здравствуйте, Сергей Поликарпович, — приподнялся за столом командующий. — Что-то давненько вы ко мне не заглядывали?
— Нездоровится мне, — пожаловался Вишневский. — Этот кошмарный поход и восемнадцать суток немыслимой осады Сасык-Сысы вытряхнули из меня живую душу, и чувствую теперь в груди огромную кровоточащую рану…
— Нельзя все усматривать в таком мрачном виде, дорогой Сергей Поликарпович, — смягчился Пепеляев при виде упавшего духом коллеги. — Вспомните популярную песенку наших юных лет:
Юнкер Шмидт, весна вернется,Лето возвратится…
— Боюсь, Анатолий Николаевич, и весна и лето не принесут нам облегчения, — уныло протянул Вишневский. — Дороги в тайге станут еще более труднопроходимыми. Лена очистится от льда, и красные сумеют подбросить свежие силы на помощь Строду.
— Мы не можем ждать наступления весны, генерал, — вышел из-за стола Пепеляев. Плотный, кряжистый, с энергичным, мужественным лицом, он был олицетворением силы и действия. — Нам нужно еще зимой собраться в кулак и двинуться на Якутск, чтобы до начала весенней навигации освободить город и таежные окрестности от большевиков. Только так мы сумеем взять реванш и укрепиться в таежных областях.
— Где мы сможем набрать достаточно сил, чтобы обрушить на красных кулак?
— Я полагаю, что вот-вот начнутся повальные восстания на огромных сибирских просторах, — сжимая и разжимая кулаки, твердо проговорил Пепеляев. — Я родился в Сибири и всю свою жизнь там прожил. Я хорошо знаю этого прижимистого и своенравного мужика-хлебороба. Он не станет долго терпеть засилья большевизма: прозреет, одумается и возьмется за оружие. Александр Васильевич Колчак не понимал сибирского крестьянина и наделал немало досадных ошибок. Моя же ставка — целиком на мужика. Я верю в его хватку, его здравый ум, который выковывался в течение многих столетий и глубоко чужд большевистским устремлениям.
— Перспектива в недалеком будущем, как вы ее обрисовали, Анатолий Николаевич, многообещающая, — молвил Вишневский. — Но чтобы привести в действие эти мужицкие резервы в Сибири, нам нужны теперь наличные силы: новые пополнения в людском составе, вооружении, боеприпасах и продовольствии. В самое ближайшее время, пока море сковано льдом, Михаил Константинович Дитерихс не сможет помочь нам ни людьми, ни вооружением. А весной, летом большевики тоже сумеют подбросить своим новые подкрепления.
— Кто первым придет на помощь своим: наши из Владивостока или красные по Лене? — произнес Пепеляев.
— До весны ждать подхода подкреплений опасно, Анатолий Николаевич, — заметил Вишневский. — Отдохнув и приняв пополнение из Якутского гарнизона, этот фанатик Строд может двинуться по нашим следам, чтобы осадить Аян.
— Вряд, ли имеются солидные резервы у большевиков в составе Якутского гарнизона, — усомнился Пепеляев в решимости красных наступать на Аян. — А у Строда сил явно недостаточно, чтобы отправиться в поход на Аян с целью его осады. Мы понесли большие потери на Сасык-Сысы, но, я думаю, и красные потеряли немало своих людей.
— Сводный отряд Строда несомненно понес ощутимые потери на Лисьей Поляне, и я бы сказал, в какой-то степени выдохся, — согласился Вишневский с командующим. — Без подхода подкрепления из Якутска наступать Строд не решится. Было бы безумием отправляться в поход на Аян с теми силами, какими он располагает после столь продолжительного и упорного боя.
— Я лично тоже имел несчастье испытать на себе военный опыт этого красного командира, — подхватил Пепеляев. — Строд командовал большим и окрепшим во многих боях партизанским отрядом, который действовал в ближних тылах армии, которой командовал ваш покорный слуга. Когда мы отступали из Омска, нам пришлось весьма туго. Линии связи прерваны партизанами, железнодорожные пути разрушены на целые версты. Как мне хотелось тогда, чтобы поймали этого неуловимого Строда! Тридцать тысяч золотых рублей было обещано адмиралом тому, кто приведет живого Строда либо доставит его голову. Но все напрасно. Он ускользал из наших рук и сетей, расставленных военно-полевым контролем, словно угорь. И вот Строд опять встал на моем пути. На этот раз не как партизанский главарь, а как равный противник, и мы ничего пока не можем предпринять, чтобы сбить его с якутского тракта.
