Николай Панов - Морские повести
Разведчики решили форсировать сопку с почти отвесного, неприступного ската. Двухсотметровая высота — это как десять шестиэтажных домов, поставленных друг на друга! И в то время, как автоматчики подкрадывались с пологой стороны, шли в сугробах, порой проваливаясь в снег по пояс, разведчики стали карабкаться по скользким, обледенелым уступам.
Один поскользнулся, повис над пропастью. Но он не вскрикнул, не позвал на помощь.
— Осторожнее, друзья, — шептал командир, — главное — застать их врасплох…
Вот первый разведчик вскарабкался наверх, приник к камням, невдалеке от часового. Это был сержант Николай Петров, пехотинец, бившийся с немцами под Минском, под Смоленском, под Москвой, а теперь переброшенный на Север. Рядом с ним полз Павло Москаленко — моряк с эсминца «Громовой». Серые очертания блиндажей и землянок вырисовывались перед ними.
— Вер да? — всматриваясь в ночь, крикнул немецкий часовой. Он услышал шорох. Напряжение и страх были в его голосе.
Петров бросил гранату. Ослепительным, дымно-красным пламенем полыхнула ночь.
— Североморцы, за мной! — крикнул командир.
Из блиндажей началась беглая стрельба. Длинные языки пламени взвивались из-за каменной кладки.
— Вперед, русские матросы! — крикнул Павло Москаленко.
Разведчики ворвались в блиндажи. В пламени выстрелов блестели широкие стволы орудий, черные крылья одноглавых орлов мелькали на шинелях немецких артиллеристов… В это время с другой стороны автоматчики ворвались на высоту.
Высокий артиллерист ухватился за автомат красноармейца Акопа Акопяна, схватил Акопяна за горло. Сзади бежал корабельный кок Виталий Мартынов: в кулаке финка, ремень автомата на шее. Его шерстяной подшлемник окружал разгоряченное лицо. Он сразмаху ударил фашиста в скулу, его финка вонзилась в тело врага.
Разведчики и автоматчики соединились на высоте.
И с тех пор непрерывно длится бой. Несколько раз ураганный огонь противника заставлял наших бойцов откатываться вниз, но они снова захватывали блиндажи. Сейчас автоматчики отошли, готовясь к новому штурму. Враг подтягивает все новые силы, но наши воины уверены в победе. Мы знаем: мы вырвем у врага высоту Черный Шлем.
Вокруг меня товарищи осматривают оружие, готовят к бою гранаты. Снова гудят над нами снаряды североморских кораблей, заставляя немцев прижиматься к камням, расчищая нам дорогу вперед.
— Вперед, к победе! За Родину, за Сталина! Вот лозунг, под которым сейчас мы снова пойдем в атаку. Слава морской пехоте!
Так кончалась корреспонденция, подписанная: «Л. Кисин».
Калугин прошелся по комнате. Присел к столу, вчитывался в свои торопливые записи. Там, в сопках, продолжается бой, пурга заносит могилу с телом Кисина, здесь он должен помочь друзьям оружием слова…
Спустя полчаса он сидел возле машинки, рядом с Ольгой Петровной. Разложил перед собой черновик. Она вложила бумагу в каретку.
— Можно начинать? — спросил Калугин.
— Пожалуйста! — она сидела очень прямо, положив на клавиатуру тонкие, бледные пальцы.
— Заголовок: «Залпы с моря», — сказал Калугин. — Текст:
«Эсминец стал на якорь в небольшой продолговатой губе. Скалистые берега поднимались в сумрачное небо. Только что светило яркое солнце, но вот низкое облако закрыло берег, подул мокрый ветер, закружился тяжелый снег, оседая на палубе и на длинных пушечных стволах.
Орудийные расчеты были на своих местах. Краснофлотцы нетерпеливо смотрели на берег. Капитан-лейтенант Ларионов вышел из штурманской рубки и взглянул на повернутые к берегу орудийные стволы…»
Калугин перестал диктовать. Стук машинки прекратился.
— Зачеркните «капитан-лейтенант Ларионов». Напишите: «командир корабля».
Она искоса взглянула на него, как будто хотела что-то спросить, но молча стерла строчку, вписала новые слова.
— «…Командир корабля глядел на ряды снарядов и зарядов, лежащих у элеватора, на блещущую смазкой сталь стреляющих приспособлений, на внимательные, строгие лица комендоров.
«Эти не подведут», — подумал он о старых боевых товарищах. Он нетерпеливо ждал сигнала с берега. Ответственная и почетная задача стояла перед кораблем в этот день…»
Снаружи завыл буксир. Воздушная тревога! В коридоре хлопали двери. Дежурный заглянул в комнату.
— В убежище, товарищ капитан!
— Сейчас пойдем, — сказал Калугин.
Старшина прикрыл дверь. Калугин взглянул на Крылову. Она сидела попрежнему, положив пальцы на клавиши, смотря прямо перед собой, может быть, прислушиваясь к начинающейся стрельбе.
— Ну, пойдемте в убежище?
— Пойдемте, — сказала она не двигаясь.
— А может быть, сперва докончим статью? Тут немного.
За окном били зенитки. Буксиры перестали реветь. «Еще успеем добежать до скалы, — думал Калугин. — Это три минуты хода. Но нужно быстро сдать очерк».
— Давайте быстренько докончим статью…
— Давайте докончим, — охотно согласилась она.
— «Там далеко на берегу, — диктовал Калугин, — метр за метром наши бойцы отвоевывают у врага родную советскую землю. И кораблям нужно стрелять так, чтобы орудийный огонь, выжигая врага из его нор, не поражал своих. Нужно накрывать пункты, точно намеченные корректировщиками.
С берега дали корректировку. Прозвучала команда. Первый залп полыхнул в сторону вражеских укреплений. И уже краснофлотцы подхватывали новые снаряды и заряды, подавали к орудиям, снова и снова артиллеристы посылали врагу смерть за линию береговых скал. «Врага не видим, но бьем его насмерть!» — говорят комендоры «Громового».
Крылова вынула из каретки законченный лист, вставила новую бумагу. Стрельба снаружи усиливалась. Калугин видел, как слегка трепещут пальцы, поправляющие бумагу. Его сердце тоже начало биться быстрее.
«Сосредоточиться, сосредоточиться, думать только о статье! Я ведь тоже выполняю боевое задание! Нужно больше чувства, больше боевой ярости!» Он уже почти не смотрел в черновик, более яркие, более точные выражения сами приходили на ум.
— Можно продолжать? — спросила Ольга Петровна.
— Продолжаем, — сказал Калугин.
«— Ну, как дела? — спросил в аппарат командир корабля.
— Хорошо, накрываем, еще давай! — слышался далекий голос боевого товарища, следящего за результатами стрельбы. — Один больше, пять вправо!
Снова корабль содрогался от залпов, снова скользили снаряды в пушечные лотки.
— Дай десяточек еще! — слышался голос в телефоне. Как ненавидел командир корабля этих фашистских зверей, истребляемых залпами корабля, этих убийц женщин и детей, убийц его лучшего боевого товарища и друга, капитана третьего ранга Крылова…»
