Владимир Коваленко - Боевые паруса. На абордаж!
Так родилась новая сказка, куда лучше прежней. Дама-рыцарь, как в церковных мистериях, и спасенная героиней от нелюбимого жениха девушка!
И даме, конечно, в женихи и мужья положен великий герой, а Хуаните подойдет человек попроще. Главное, чтоб добрый, веселый. И чтоб слушал сочувственно…
Канонерка спущена на воду. Тянуть некуда, наступает время приговора. Запись в книге дежурного по аресту: капитан де Тахо к арестованному Санчесу. Беседа перед военным судом.
– Ну, что решила, капитан? Готовить шею?
– Не раскаиваешься, значит… – протянула Руфина.
– Не за что. Кто потворствует убийцам, сам убийца!
– Вот как… Что ж, хорошо, что ты это понимаешь. Теперь подумай, велика ли разница между губернатором и тобой?
– Я-то миловать зверей не намерен.
– Так и дон Себастьян никого не миловал. Отправить на суд в Гавану… А там, верней всего, каторга. Немало.
– Убегут. Вернутся. Надежны только петля и костер. Все прочее их только приваживает.
– Может, и так. А может, и иначе. Скажи – пираты – трусы? Скажи честно, что ты их презираешь, я знаю. И все-таки?
– Нет. Не трусы. Но это единственное их достоинство.
– Не согласна. Еще они горазды мстить друг за друга. И если их начнут вешать на Ямайке… Понял?
Молчит. Значит, что-то дошло. Но, для верности, стоит подолбить еще.
– Если дон Себастьян сейчас повесит ту проклятую – гореть ей в аду – компанию, что сдалась нам в плен, заполыхают ВСЕ прибрежные плантации. Сколько флибустьеров на Тортуге и Эспаньоле? Тысячи две? А нас, Хайме, девятнадцать! Мы просто не уследим за побережьем. И ты хотел, чтобы две тысячи головорезов принялись убивать жителей Ямайки? Заметь, теперь они грабят. Убивают так, попутно, и то – не всегда. А тут смерть испанца станет для каждого из разбойников целью.
Скрежет зубов. Стиснутые кулаки.
– И что, ничего сделать нельзя?
– Можно. Можно брать голландские «призы». Можно продавать пиратские лоханки вместе с награбленным грузом. Можно копить деньги. Строить корабли. Сначала маленькие. Потом большие. И вот тогда, закрыв берег, – вешать без пощады!
– Это долго, – сказал Хайме, – это слишком долго.
– Придумай путь короче. И знай – путь к моей мести длинней и дороже. Но я доживу, если не убьют. И мои враги доживут. Надеюсь. Хочу сама.
– Я тоже хочу… сам. Если меня казнят, тогда ты. Пусть будет долго. Лишь бы – свершилось.
– Посмотрим.
Руфина отвернулась, чтоб скрыть облегчение, и поспешно вышла. Хайме только что спас себе жизнь. Потому как, если бы лейтенант дал понять, что ради собственной мести готов отдать Ямайку на заклание – она бы высказалась за расстрел. Не телохранителя и товарища, а опасного безумца.
Белые колонны еще не отдали ночную прохладу. Губернатор, комендант, капитан. Палаш, развернутый острием к осужденному. Хайме Санчес получает наконец приговор. Формулировка: «Виновен в небрежении при исполнении приказа вне боевой обстановки». Три килевания, перевод на половинную долю и двадцать суток ареста – все на берегу, при возвращениях. Купания в морской воде, в отличие от порки не унижающие чести, Хайме вынес стоически, на штраф и вовсе внимания не обратил. Но арест на берегу? Получается, капитану больше не нужен телохранитель?
– Не нужен. По окончании твоего наказания я намерена использовать в этом качестве других членов команды. Тех, кто будет защищать меня, а не того, от кого я буду закрывать собой губернаторов.
– Но я остаюсь начальником абордажной партии?
– Да.
– Тогда твоих телохранителей буду назначать я.
А еще он будет получать вкусные передачи. Сильный, красивый, несчастный – много ли надо женскому сердечку, чтобы растаять?
Так что и арест не беда. Главное наказание горит внутри, и никто его, кроме капитана, не видит. Маленькое личное чистилище. Не ад. Донья Изабелла, ангел с мечом огненным, обронила пару слов – и море стало каменистыми склонами дантовской горы. «Ты мог стать одним из убийц». Она объяснила, как. Теперь Хайме вслушивается в себя. Далеко ли грань, за которой человек превращается в нечеловека. И боится не почувствовать, когда она окажется слишком близко.
Чего Хайме не знает, так это того, что капитан тоже наказана, да еще как! Сидит возле рулевого, пишет Устав ямайской береговой охраны. Тот, который скопируют другие – и не только острова, но и регулярные флоты. Тот, который будут честить суровым, драконовским и попросту жестоким, но исполнять до буквы.
Ветра повернули на восток, год на лето. Исчез из бумаг Флот Индий, превратился во Флот Терра Фирме – традиция тех еще времен, когда в трюмах идущих к благословенным берегам Испании кораблей и в самом деле встречалось золото. Что пойдет – все знают, а вот по какому пути – наперед не скажешь. Может, корабли двинутся вдоль побережья Флориды – и Багамских островов. Предпочтут риск нападения голландцев риску нападения французов. А может, выберут старинный путь вдоль северного берега Кубы и Эспаньолы. Что могучим галеонам какие-то буканьеры?
Пока они в строю, если их не потрепал шторм. И если вместо буканьеров у них на пути не встанет приплывшая из Старого Света эскадра настоящих боевых кораблей. Вот и крутится «Ковадонга» не где хочется, а где приказано. Тот же Наветренный пролив – место куда как более хлебное.
Получается, если Золотой Флот выберет другую дорогу, канонерка зря время теряет? Нет! В любом случае не зря она кружит у северного берега Эспаньолы. Там, помимо незаконно заселившихся французов, живут индейцы племени таино. Совсем не так, как до Колумба, – а как было прежде, и сами не знают. Испанские корабли привезли вместе с коровами оспу – и вот индейцев на острове стало мало, а скота много. Потому испанцы, ковыряющиеся в земле на южном побережье, так и не стали врагами. Делить нечего, земли – еще недавно – хватало на всех. Как заносчиво поселенцы из Санто-Доминго себя ни ведут, индейцы все-таки предпочитают службу следопытов при испанских патрулях рабству у французов и англичан и упорно не желают уходить со своих земель. У них есть луки, лошади и собаки. У буканьеров – ружья и собаки. Ну и кто кого?
Беда индейцев не в том, что французы сильней, а в том, что дичи уже не хватает на всех. Одичавшего скота на Эспаньоле становится все меньше. Неудачливые охотники подаются в пираты. Индейцы с голодухи идут на службу к испанцам. Известно, индейцу можно служить в испанской армии. Если он крещеный, конечно. Кто цепляется за старую веру – голодает. И тут у берега появляется испанская пинасса, которая берет за соль, муку и табак не только печеную свинину, но и ружья буканьеров. Сами-то ружья не имеющим пороха индейцам безо всякой надобности…
