Странники моря - Джек Лондон
В четыре часа пополудни показались кокосовые пальмы, как будто выраставшие из воды. Немного позже над водой показалось кольцо атолла.
— Я знаю теперь, где мы находимся, капитан, — Мак-Кой опустил бинокль.— Это остров Решения. Мы на сорок миль дальше острова Хао, и ветер у нас противный.
— В таком случае приготовьтесь выброситься на берег. Где вход?
— Здесь проход есть только для лодок. Но теперь, когда нам известно, где мы находимся, мы можем итти на Барклай-де-Толли. Это только сто двадцать миль отсюда к норд-норд-весту. С этим ветром мы можем быть там завтра в девять часов утра.
Капитан Давенпорт справился по карте и задумался.
— Если мы здесь потопим судно, нам все равно придется в лодках итти на Барклай-де-Толли.
Капитан отдал распоряжения, и еще раз «Пиренеи» устремилась в новый рейс по негостеприимному морю.
Течение усилилось, ветер утих, и «Пиренеи» отнесло к западу. Вахтенный увидел Барклай-де-Толли на востоке, еле заметный с верхушки мачты, и напрасно в продолжение целых часов «Пиренеи» лавировала, стараясь приблизиться к нему. Кокосовые пальмы, как мираж, виднелись на горизонте, заметные только с верхушки мачты. От палубы они были скрыты выпуклостью земного шара.
Снова капитан посоветовался с Мак-Кеем и с картой. Макемо лежал на 75 миль к юго-западу. Его лагуна была длиною в 30 миль, и вход в нее превосходный. Когда капитан Давеппорт отдал приказания, команда отказалась повиноваться. Они объявили, что с них довольно этого адского огня под ногами. Земля была здесь. Что же из того, что шкуна не может добраться до нее? Они могут доехать в лодках. Пускай она горит. Их жизнь для них что-нибудь да значит. Они верно служили судну, а теперь намерены служить себе.
Они бросились к лодкам, столкнув с дороги второго и третьего штурманов, стали отвязывать лодки и приготовлялись спустить их. Капитан и старший штурман двинулись на ют с револьверами в руках, когда Мак-Кой, взобравшийся на крышу каюты, начал говорить.
Он заговорил с матросами, и при первом звуке его голубиного, воркующего голоса они остановились, чтобы послушать. Его мягкий голос и простота мысли неслись к ним волшебным потоком, успокаивая их против воли. Не было больше ни бедствий, ни опасностей, ни досады во всем мире. Все было, как должно было быть, и само собою разумелось, что они должны повернуть спину земле и снова пуститься в море с адским огнем под ногами.
Мак-Кой говорил просто; но дело было не в том, что он говорил. Личность его говорила гораздо красноречивее, гораздо сильнее его слов. Это было действие души, сокровенно-вкрадчивое и неизмеримо-глубокое таинственное влияние духа, пленительное, ласково-смиренное и страшно могучее. Оно озарило мрачные бездны их душ; в этом была власть чистоты и кротости, несравненно сильнейшая, чем та, которая заключалась в блестящих, извергающих смерть револьверах офицеров.
Матросы стали колебаться, и те, которые отвязали шлюпки, снова укрепили их. Сначала один, за ним другой, и мало-по-малу и все смущенно отошли в сторону.
Лицо Мак-Коя сияло детской радостью, когда он сошел с крыши каюты,
— Вы загипнотизировали их,— насмешливо и тихо сказал ему мистер Кониг.
— Это хорошие ребята, — был ответ.— У них хорошие сердца. Им пришлось переносить трудное время; они тяжело работали и будут так же работать до конца.
У мистера Конига не было времени ответить. Он громким голосом отдал приказания, матросы бросились исполнять их, и «Пиренеи» медленно поворачивалась от ветра, пока ее нос не стал по направлению к Макемо.
Ветер был очень легкий и после заката почти прекратился. Было нестерпимо жарко, и на носу и на корме люди напрасно старались заснуть. Палуба была слишком горяча, чтобы на ней можно было лежать, а ядовитые газы, приникавшие сквозь пазы, как злые духи, ползали по кораблю, забираясь в ноздри и гортани неосторожных и вызывая припадки чиханья и кашля. Звезды лениво блестели на темном своде над головами; и полная луна, поднимавшаяся на востоке, проливала свой свет на мириады клубов, струек и облачков дыма, которые вились и переплетались и кружились по палубе, над бортами, и поднимались на мачты и ванты.
— Скажите мне, — спросил капитан Давенпорт, потирая свои болевшие глаза, — что случилось с этими с «Боунти» после того, как они достигли Питкэрна. В отчете, который я читал, было сказано, что они сожгли «Боунти» и что их разыскали только через много лет. Но что произошло в течение этого времени? Мне всегда любопытно было узнать это. Это были люди с веревками на шеях. Потом там было также несколько туземцев. И, наконец, были женщины. Это с самого начала угрожало бедою.
— Беда и случилась, — ответил Мак-Кой. — Это были дурные люди. Они сразу поссорились из-за женщин. Один из бунтовщиков, Виллиамс, лишился своей жены. Все женщины были таитянки. Его жена упала со скал, охотясь за морскими птицами. Тогда он отнял жену у одного из туземцев. Туземцы рассердились за это и убили почти всех мятежников. Тогда оставшиеся мятежники убили всех туземцев. Женщины помогали. И туземцы убивали друг друга. Все убивали один другого. Это были ужасные люди.
— Тимити был убит двумя туземцами в то время, когда они дружелюбно расчесывали его волосы. Белые послали их сделать это. После этого белые их убили. Жена Туллалу убила его в одной пещере, потому что хотела иметь белого мужа. Они были большими злодеями. Бог сокрыл свое лицо от них. В конце второго года были убиты все туземцы и все белые, за исключением четырех. Это были Юнг, Джон Адамс и Мак-Кой, мой прадед, и Квинталь. Это был тоже очень дурной человек. Однажды, за то только, что жена его наловила для него мало рыбы, он откусил ей ухо.
— Это был ужасный сброд! — воскликнул мистер Кониг.
— Да, они были очень скверные люди, — согласился Мак-Кой и невозмутимо продолжал рассказ о жестокости и похотливости своих беззаконных предков. — Мой прадед избежал убийства, чтобы умереть от собственной руки. Он сделал перегонный куб и изготовлял алкоголь из корней одного растения. Квинталь был его приятелем, и они вместе постоянно напивались. Наконец, Мак-Кой схватил белую горячку, навязал себе на шею камень и прыгнул в море.
— Жена Квинталя, та, которой он откусил ухо, тоже убилась, упав со скал. Тогда Квинталь пошел к Юнгу и потребовал его жену, и пошел к Адамсу и потребовал его жену. Адамс и Юнг боялись Квинталя. Они знали, что он