Корабль Его Величества «Улисс» - Алистер Маклин
— Вы, наверное, правы, — медленно продолжал Вэллери, — все суда подсвечиваются с севера, и есть прекрасная возможность подойти с юга под покровом темноты. — Он внезапно замолчал, потому что в этот момент в двух милях к югу разорвались осветительные снаряды. — Вы совершенно правы, — повторил он. — Вон они летят!
Они появились с юга, крыло к крылу, тремя волнами, по четыре-пять самолетов в каждой волне. Они шли на высоте около пятисот футов, но их носы уже наклонились вниз для выхода в торпедную атаку. Снижаясь, они расходились веером, как бы в поисках своей жертвы, по крайней мере, так казалось сначала. Но уже через несколько секунд стало ясно, что торпедоносцы решили сосредоточить усилия на двух кораблях, только на двух кораблях: «Стирлинге» и «Улиссе». Даже такие заманчивые цели, как поврежденный транспорт и эсминец «Сиррус», который почти остановился у его борта, они оставили в покое. Самолеты, видно, неуклонно выполняли данные им указания о выборе целей.
Вторая башня дала еще два залпа осветительными снарядами, установленными на минимальную дистанцию, и зарядила орудия фугасными. Все орудия на судах и кораблях конвоя открыли интенсивный заградительный огонь. Торпедоносцы — опознать их было трудно, но, кажется, это были «хейнкели» — вынуждены были лететь сквозь плотную завесу из взрывов и сквозь дождь стальных осколков. Внезапная атака противнику не удалась: осветительные снаряды с «Улисса» позволили выиграть бесценные двадцать секунд.
На «Улисс» шли пять самолетов, отделившись друг от друга, чтобы рассеять огонь, но каждый из них избрал себе одну и ту же цель. Сейчас они уже переходили на горизонтальную траекторию и ложились на курс атаки, пролетая почти вплотную к гребням волн. Один из них, видимо выровненный пилотом с опозданием на какие-то доли секунды, слегка зацепил за гребень волны, скользнул по ней, казалось, без последствий, но потом снова начал подскакивать с волны на волну, пока не ткнулся носом в подошву одной из них и не скрылся под ней навсегда.
Секундой позднее средним ведущим бомбардировщик разлетелся на бесчисленное множество горящих обломков — результат прямого попадания снаряда в боевое зарядное отделение торпеды. Третий самолет, шедший несколько позади и западнее ведущего, резко отклонился от курса влево, чтобы не столкнуться с горящими обломками, и сбросил свою торпеду, не прицеливаясь, и она прошла в ста метрах от кормы «Улисса».
Два оставшихся бомбардировщика упорно шли к цели. Прошло две секунды, три, четыре… Каким-то чудом оставаясь невредимыми, они все еще летели сквозь падающий снег и плотную завесу зенитного огня. Теоретически идущий прямо на вас самолет поразить очень легко, практически же это удается очень редко. Напряжение нервов, возбуждение и страх — главные помехи этому. При атаке бомбардировщика-торпедоносца среднего исхода не бывает: или вы сбиваете его, или он убивает вас. Вряд ли существует более сильное нервное напряжение, чем то, которое испытывает артиллерист, когда он видит в открытом прицеле своего орудия молниеносно надвигающуюся на него махину и знает, что жить ему осталось каких-нибудь пять секунд… Меткой стрельбе зенитчиков «Улисса» мешала, ко всему прочему, сильная килевая качка корабля.
Эти два торпедоносца шли рядом, крыло к крылу. Самолет, целившийся в носовую часть корабля, сбросил торпеду примерно в двухстах метрах и, отвернув вправо, в ту же секунду начал резко набирать высоту, одновременно обстреливая носовые надстройки «Улисса» из легкой пушки и пулемета. Торпеда ударилась об воду под углом, высоко подскочила в воздух, затем снова упала носом вниз и зарылась в высокой волне. Эта торпеда прошла под килем «Улисса».
Но за несколько секунд до этого последний, пятый, самолет атаковал «Улисс», атаковал с трагическим финалом для себя… Он шел на высоте не более десяти футов над гребнями волн и врезался в «Улисс», не сбросив своей торпеды и не успев набрать ни одного дюйма высоты. На расстоянии ста метров от цели пилот отчаянно пытался поднять самолет, но то ли из-за неисправности, то ли из-за низкой температуры механизм сбрасывания торпеды не сработал, и времени на подъем с таким грузом не осталось. Самолет врезался носом в переднюю дымовую трубу «Улисса». Правое крыло бомбардировщика, ударившись об основание треногой мачты, отскочило в сторону, как картонное. Удар сопровождался мгновенной ослепительной вспышкой бензина, но ни дыма, ни огня не было. В следующее мгновение исковерканный самолет, точнее, его горящие обломки плюхнулись в шипящее море в пятнадцати метрах от левого борта «Улисса». Очередная волна еще не успела полностью их накрыть, как раздался гигантский подводный взрыв. Удар взрывной волны по левому борту «Улисса» был настолько мощным, что корабль резко накренился на правый борт, люди полетели со своих мест, вышла из строя система освещения левого борта.
Преодолевая боль во всем теле, ошеломленный Тэрнер с трудом поднялся на ноги. Буквально в двух шагах от него только что разорвались несколько небольших снарядов. Он оказался на палубе еще до того момента, когда самолет с торпедой взорвались над водой — Тэрнер бросился на нее пятью секундами раньше, когда самолет, пролетавший мимо носовой части «Улисса», обстрелял мостик прямой наводкой.
Первый, о ком подумал Тэрнер, был Вэллери. Командир лежал в какой-то неестественной позе на боку, прижавшись всем телом к нактоузу. Тэрнер быстро наклонился к нему и осторожно повернул его на спину: никаких признаков жизни! Ран и крови, слава богу, не было. Тэрпер снял рукавицу и сунул руку под капковую куртку и свитер командира: ему показалось, что он ощущает слабое, очень слабое биение сердца. Тэрнер осторожно приподнял голову Вэллери с покрытой снегом палубы и оглянулся через плечо назад. Рядом стоял Карпентер.
— Немедленно вызовите сюда Брукса, штурман! — приказал он торопливо. — Пусть как можно скорее поднимется на мостик!
Шатаясь от усталости и легкой контузии, Карпентер направился к телефону. Около аппарата, наклонившись вперед, стоял матрос с телефонной трубкой в правой руке.
— Вызовите лазарет, быстро! — приказал Карпентер. — Скажите, чтобы старший врач… — Он внезапно замолчал, заметив, что матрос никак не реагирует на его слова. Предположив, что он еще не пришел в себя после взрыва, штурман подошел ближе и сердито сказал: — Ну-ка дайте мне трубку!
Выдернув трубку из руки матроса, Карпентер застыл в ужасе: неестественно цепляясь распростертыми руками за переборку и телефонный аппарат, матрос начал медленно падать вниз лицом. Наклонившись над ним, штурман увидел на его спине кровоточащую рваную рану величиной с рукавицу. Перевалившись через комингс открытой двери, тело телефониста с глухим стуком рухнуло на кабину гидролокационной установки.
