Морской почерк - Коллектив авторов
Годы берут своё – бесспорная мысль. Но годы и дают. Талант литератора-затворника (к жилищу которого я пока не дошёл в своём рассказе) с годами всем нам дал не так уж и мало: жадным до российской старины – хронику десятилетия тираницы Анны Иоанновны “Слово и дело"; “Фаворит” – роман о жестоком и славном времени, в которое правили страной Екатерина Вторая и Григорий Потёмкин при её великодержавной особе; любознательным по части военной истории России – романы “Моонзунд”, “Из тупика”, “Три возраста Окини-сан”, “Крейсера”, “Богатство”, “Каторга"; желающим узнать о хитросплете-тениях дипломатии – “Пером и шпагой”, “Битва железных канцлеров”. Особое место по справедливости занимает “Реквием каравану PQ-17” – строгое, скорбное и точное повествование о героической гибели советских, американских и британских моряков в годы Второй мировой войны.
Затрудняюсь, да и не вижу в том особой нужды перечислить миниатюры Пикуля – эти микророманы, каждый со своим увлекательным сюжетом, из которых, если их собрать воедино, наберется несколько увесистых томов. Занимательнейшее чтение!
Ощущая себя этаким “пикулеведом” (даром, что ли, к тому времени я прочёл все книги этого популярнейшего автора 1970 – 1980-х годов, проштудировал массу статей о нём!), мог ли я всерьёз воспринимать резоны Плана Полоцка по поводу нелюдимости Пикуля! Безосновательными выглядели в моих глазах острастки типа: “Даже не пробуй к нему пробиться, не примет, ещё и заругает”. Я об одном просил – добыть мне номер его домашнего телефона. Оказалось, никто этого номера не знает, и служба 09 его тоже не дает: так потребовал абонент. Три дня прошли в поисках и расспросах – ни малейшего результата. Мне грозило возвращение домой с пустыми руками.
Моя благодарность и низкий поклон славной, отзывчивой женщине Ирине Литвиновой – в ту пору корреспонденту латвийской газеты “Советская молодёжь”! Она приняла близко к сердцу мою заботу, взялась помочь, но предупредила:
– Валентин Саввич две недели назад перенёс инсульт, врачи прописали ему полный покой, мне говорила об этом Антонина Ильинична, его супруга, хотите – позвоню ей, а уж там как повезёт…
Она сняла трубку, набрала номер, поздоровалась, прежде чем изложить суть дела, и я, сидя напротив, услышал, как на другом конце телефонной линии ей выговаривали громким, взволнованным голосом:
– Ирина Петровна, ну о чём вы говорите, у Валентина Саввича дважды на дню инъекции всякие, ЭКГ, – а вы про какое-то интервью. Нет и нет!
Поняв по выражению лица Литвиновой, что мне “не светит”, я зашептал ей под руку:
– Попросите, пусть встретится со мной, расскажет о муже, этого достаточно.
Но про себя подумал: да мне бы только ногу просунуть в дверной проём – а там посмотрим…
Литвинова просьбу мою добросовестно повторила в трубку. Попрощавшись с супругой писателя, сообщила:
– Завтра в одиннадцать утра вас ждут в библиотеке Дома офицеров. Спросите заведующую. Ну, ни пуха, ни пера.
Не в моей привычке посылать к чёрту хороших людей, к тому же и женщину…
– Антонина Ильинична, – начал я с порога на следующий день, в одиннадцать, – мой приезд для вас не такая уж неожиданность, я вам писал, звонил из редакции…
– Письмо ваше мы получили, – услышал я в ответ. – Десятый номер журнала, который вы вложили в пакет, Валентин Саввич прочёл с интересом. Но поймите, он пока ещё очень плох, после инсульта с большим трудом приходит в себя, очень тяжело переживает вынужденное безделье. Два года назад перенёс обширный инфаркт, врачи разрешают ему работать пару часов в день, не больше. Ну хорошо, коль Вас устроит мой рассказ о нём, так уж и быть, задавайте свои вопросы.
Деталь за деталью складывался в моём блокноте портрет литератора, чьими книгами я зачитывался и о котором так много (но, оказывается, так мало!) знал.
– Работа – главная его радость в жизни, – рассказывала Антонина Пикуль. – Как сел к письменному столу в пятьдесят четвёртом году, так из-за него практически не встает. Отшучивается, когда его спрашивают, почему он так быстро и помногу пишет: “Я большой лентяй, вот и спешу выплеснуть на бумагу всё, что накопилось в памяти, чтобы поскорее заняться своим любимым делом – ничегонеделанием”. А на самом деле – просто спешит приступить к новому роману, миниатюре. Тянется к знаниям постоянно. Они для него – наравне с воздухом, которым он дышит. По мере сил я помогаю ему утолить эту жажду. По его списку приношу книги из нашей библиотеки, хожу в букинистический, стала постоянным покупателем в магазине “Искусство” – он любит живопись, особенно портретную.
– Читал я об этом. Расскажите о его коллекции русского портрета. Сколько он их собрал?
– Точной цифры, пожалуй, он и сам не назовёт. Впрочем, задайте ему этот вопрос при встрече…
– Антонина Ильинична!!!
– Ну так что с вами поделаешь. Попрошу, чтобы уделил вам полчаса. Только, пожалуйста, не больше. Слабый он ещё.
– Продолжим о Валентине Саввиче, мне всё интересно. Как он работает? Как отдыхает?
– Прежде чем сесть за рабочий стол, составляет подробнейшую библиографию: первоисточники, мемуары, периодика той поры, в которую намерен вживаться. Ему, как правило, удаётся собрать богатый материл для новой книги. Заказывает ксерокопии в библиотеках. Часто обращается к своей картотеке исторических личностей, которую составлял не одно десятилетие, и если для вас это просто набор картонных карточек, то для него – живые, конкретные люди, каждый со своей биографией, он с ними шутит, спорит, советуется, даже ссорится. Отдыхает в портретной, рассматривая свою коллекцию. Любит смену событий, эпох. Может в работе перейти от XVII века в более близкий, в другой раз – наоборот. Так, между двумя томами “Слова и дела” было написано “Богатство”, между двумя томами “Фаворита” появилась “Каторга”. Вот такие переходы для него тоже отдых.
Зазвонил телефон. Хозяйка кабинета сняла трубку.
– Привет! Как самочувствие? Ты лекарство принял? Прими обязательно, Валя. И поешь что-нибудь. Вот и молодец. Тут у меня сидит сотрудник “Литературного Киргизстана”, хочет тебя увидеть. Я ему сказала о твоём состоянии, он всё понимает, на встрече не настаивает, но всё же человек прилетел за столько тысяч километров… На полчаса? Очень хорошо. Ну, пока.
…В квартиру я попал или в библиотеку – вот о чём первым дело подумалось, едва переступил
