Святослав Сахарнов - Повести и рассказы

Над ровной поверхностью дна возвышался какой-то холмик. Он не отличался по цвету от окружающего песка, но чем-то привлёк моё внимание.

Я долго не мог понять — чем. И наконец понял: холмик шевелился! Он едва заметно поднимался и опускался. Словно внутри него кто-то дышал.

Оставив на большом коралле-мозговике бокс с фотоаппаратом, я поплыл к холмику.

Подо мной песок — вперемешку чёрные и жёлтые точки. Вот и холмик, на нём — два бугорка.

Неожиданно один бугорок дрогнул, и посреди него блеснуло чёрное пятнышко, раздвинулось веко — показался глаз.

«Э-э, да это мой старый знакомый — осьминожек. Ишь, куда его занесло! И как он угадал своим цветом под цвет песка!»

Блеснул второй глаз, дрогнули и выпростались из-под тела щупальца, осьминожек приподнялся и покатился в сторону рифа. Блеснули створки большой разгрызенной раковины. Вот что он тут делал!

Катится по песку, как клуб серого дыма, словно ветер гонит по пустыне песчаный вихрь.

Впереди — риф, коричневый камень, припорошенный тёмным илом.

Интересно, что осьминог будет там делать? Его, светлого, на камне ох как хорошо будет видно!

Но, докатившись до основания рифа, осьминожек перестал торопиться. Поглядывая вверх на меня, он брёл по границе песка и камня, что-то выжидая.

Что?

И вдруг я заметил, что половины осьминога нет. Четыре щупальца есть, четырёх нет. Один глазной бугорок тут, второго след простыл. Половина живота есть, вторая пропала.

Пол-осьминога!

Куда же девалась вторая половина?

Присмотрелся и ахнул: тут она, никуда не делась. Просто пока осьминог по кромке рифа шёл, половина его успела в другой цвет перекраситься: стала коричневой с чёрными пятнышками.

Пока я ахал, осьминожек весь покоричневел и подался на камень. Снова пропал: коричневый на коричневом — его и не видно. Торопится, щупальца-змеи то вперёд выпускает, то подбирает.

Течёт, к своей норе тянется.

Я решил сфотографировать, как осьминог меняет цвет.

Для этого пришлось попросить у Родольфо катушку цветной плёнки.

Давать её Родольфо страшно не хотелось.

— Фин, конец, больше нет. — Он вертел в пальцах баночку с плёнкой. Цветы хотел снять. И ещё — очень рыбачки просили.

— Ничего! — уговаривал я. — Не пропадут ваши цветы и рыбачки. Ещё их снимете. Вы ведь сюда приедете?

— Приеду.

— Ну вот!

Родольфо вздохнул и расстался с баночкой.

Я зарядил аппарат, засунул его в бокс, и мы отправились в лодке на риф к осьминогу.

Наш маленький знакомый был на месте. В каменной щели виднелась его бугорчатая зыбкая кожа.

В лодке у нас лежал лист железа, выкрашенный в три цвета. Один край я покрыл зелёной эмалью, второй — чернью, а третий разрисовал пятнами. Очень получился весёлый край — как ситчик: жёлтое и красное.

Отодрав от скалы раковину и раздавив, мы бросили её неподалёку от норы.

Жёлтое нежное мясо моллюска курилось, и животное сразу же почуяло его запах. В глубине щели замелькали тёмные точки — кожа осьминога пришла в движение, появились маленькие гибкие щупальца, за ними бугорки-глаза, осьминожек выбрался на поверхность камня и устремился к добыче. Дальнейшее мы разыграли как по нотам. Родольфо нырнул, занял место у покинутой животным щели, а я кинулся на осьминога сверху. Тот метнулся было назад Родольфо накрыл его ладонью. Заплетая щупальца вокруг пальцев и тараща на нас глаза, животное затихло.

Я бросил на дно лист и приготовился снимать. Родольфо бережно посадил осьминога на зелёный край.

Однако вместо того, чтобы принять зелёную окраску, наш осьминожек покрылся бурыми пятнами. Потом съёжился, прикидывая: куда бы удрать?

«Видно, ему трудно быть зелёным. Не его цвет!» — решил я и перетащил животное на чёрное.

Этот край листа ему понравился ещё меньше. Число бурых пятен увеличилось, и осьминожек стал похож на шапку-ушанку из рыжего каракуля.

«Попробуем ещё раз».

На третьем месте у осьминожка голова совсем пошла кругом. Он ничего не понял в мелькании ярких пятен и весь налился красным. Он сидел, раздувая и опуская бока, таращил глаза и пытался понять: что от него хотят?

«Пусть будет красный осьминог на пёстром фоне. И вообще, пускай перекрашивается как вздумает!» — решил я и стал, плавая вокруг листа, снимать.

Это, наверно, были очень хорошие снимки. Животное ярко выделялось на пёстром фоне, и я потратил на него всю плёнку. Потом осьминог перекатился через лист и, не спуская с меня глаз, поспешил домой, к своей щели.

Он двигался, принимая каждую секунду другую форму и ловко управляясь сразу со всеми ногами.

«Ладно получилось!» — подумал я и поплыл к лодке.

Но коралловый риф тут же отомстил нам за вторжение в жизнь его обитателей.

Не успел я всплыть, как Родольфо закричал, что на дне появилась мурена.

Я снова нырнул. Осьминог ещё торопливо полз, клубясь и переливаясь, по неровной поверхности камня, а рядом из другой расселины уже поднималась зелёная голова рыбы-змеи. Потом в каменной щели завертелись, замелькали чёрные пятнышки, и, как брошенная ловкой рукой лента, рыба вылетела из своего убежища.

Она плыла, совершая быстрые колебания всем телом, вытянув вперёд голову с открытой зубастой пастью.

Осьминог поздно заметил опасность.

Он заметался, привсплыл, но, поняв, что уйти не удастся, снова сел на риф.

Увы! Здесь укрытия не было. Маленькое зыбкое животное покрылось от страха бурыми пятнами, прижалось всем телом к камню и почти исчезло, стало частью рифа.

Но обмануть мурену не удалось: не останавливаясь, она промчалась над осьминогом, сделала поворот и бросилась в атаку.

Вспомнив, как мурена расправляется с головоногими — она рвёт их на части, вцепляясь тонкими зубами в слабые студенистые тела и начиная вращаться как штопор, — я выпустил из рук фотоаппарат и нырнул. Место оказалось глубоким, резкая боль вошла в уши. Отчаянно болтая ногами, я продолжал погружаться.

Но хитрая тварь уже заметила меня. Нехотя, словно раздумывая, она повернулась и поплыла прочь.

Внизу, кувыркаясь, падала камера. Она ударилась о край коралловой плиты, соскользнула с неё, очутилась на крутом рифовом склоне, и, подпрыгивая, понеслась в лиловую темноту, в пропасть, унося — кто знает? быть может, мои самые лучшие подводные снимки…

Когда я всплыл и отдышался, то снова посмотрел вниз. Осьминога не было, он удрал к себе в щель.

Через два дня Родольфо застрелил мурену.

Мне нужно было посмотреть, как плавают осьминоги.