Святослав Сахарнов - Повести и рассказы

Через два дня Родольфо застрелил мурену.

Мне нужно было посмотреть, как плавают осьминоги.

Улучив момент, когда наш знакомец вылез из норы, мы с Родольфо подкрались к нему. Рассерженный, он обвил щупальцами наши руки. Втроём мы поднялись на поверхность.

Здесь мы стали бережно избавляться от нашего спутника. Поняв, наконец, что его не держат, он отпустил наши пальцы, оттолкнулся и… Коричневое облако вспыхнуло в воде, скрыв от нас животное.

Осьминог кинулся куда-то в сторону.

На том месте, где выстрелил в нас чернильной бомбой, ещё долго висело причудливое пятно, чем-то похожее на своего хозяина.

И всё-таки плывущего осьминога увидеть мне довелось.

Шли последние дни нашего пребывания на побережье, мурена погибла, и наш восьминогий друг всё чаще появлялся днём из своего убежища.

Я плавал около его норы, собирая асцидий — странные пустотелые существа, похожие на бутылки. Сетка, куда я их складывал, была уже наполовину набита, когда я заметил, что около норы происходит какое-то движение.

По каралловой плите ползал взад-вперёд осьминог, но значительно крупнее и темнее нашего, а из норы за ним внимательно следил хозяин. Он смотрел на пришельца, выставив глазные бугорки и поворачивая их, как перископы.

Потом над краем расселины засновали кольчатые присоски, приподнялась пятнистая спина, и вот уже оба осьминога сидят друг против друга, возбуждённо свивая и развивая щупальца.

«Быть драке! Драке за самое главное, самое святое для каждого обитателя морского дна — за охотничий участок, за свой дом».

Противники медленно покрывались бурыми пятнами. Что-то похожее на зелень вспыхнуло в коже пришельца и погасло. Потом начал бледнеть наш знакомый. Они так и сидели — глаз в глаз, нога в ногу, поочерёдно то наливаясь краской, то приобретая пепельно-серый цвет.

Но драки не произошло. Пришелец, видимо, понял, что насиженное место хозяин дёшево не отдаст, вздрогнул, потемнел, приподнялся над камнем и поплыл прочь.

Он плыл, раздувая и сокращая тело, набирая в себя воду и с силой выталкивая её. Два щупальца он держал на отлёте, как крылья, а шестью остальными, сложенными в плеть, размахивал, как хвостом.

Проплывая подо мной, он уменьшил частоту и силу толчков, ещё шире развернул щупальца-крылья и, планируя, как птица, которая садится на землю, опустился на дно.

Он угадал прямо на кучу камней, не мешкая, направил в щели между ними щупальца и исчез, растаял, словно его увлёк туда ток воды.

— Упрямая голова! — сказал я, обращаясь к его противнику. — Видел, как надо плавать? А ты?

Маленький осьминог не удостоил меня даже взглядом. Раскинув щупальца по плите, он сгребал камешки, собирал обломки раковин, подтаскивал их к норе — был занят сооружением оборонительного вала на случай новой опасности.

По коже его волнами пробегали розовые и зелёные искры — он с трудом успокаивался: ведь это очень страшно — потерять свой дом, уступить место, которое ты однажды занял на рифе.

ИЗ РАССКАЗОВ О КОРАЛЛОВОМ РИФЕ

Под водой есть всё, что есть на земле.

Есть равнины — однообразные и унылые, есть горы — нагромождение скал и отвесных стен.

Есть пустыни — песок, песок, докуда хватает глаз.

Есть болота — вязкий, полужидкий ил, в котором утопает нога.

Наконец, есть леса — непроходимые заросли густых водорослей, обнажённые, как после пожара, стволы кораллов, медленное раскачивание похожих на веера горгонарий.

И как в пустыне, как на болоте, как в лесу — всюду следы.

Вот на верхушке голой, побелевшей от времени коралловой глыбы круглое ровное колечко.

Кто-то тщательно вырезал его и ушёл.

Здесь сидела раковина-блюдечко, с одной створкой, похожая на формочку, какими дети лепят из песка куличики. Плотно притёрся, присосался к известковой поверхности хозяин раковины, вертелся-вертелся, царапал острыми краями раковины камень — получилось колечко. Но чем-то не понравилось ему место — ушёл. А может, сглотнул его кто? Отковырял от камня, перевернул мягкой ногой кверху — и нет хозяина раковины.

На боку зеленоватого коралла — белые рубцы: кто-то обглодал бок. Ещё курится голубоватый дымок — только что передо мной тут проплывали две рыбы-попугая. Один клюнул на ходу, второй — и уплыли. Остались на коралловом боку отметины.

На белом песке у подножия камня — тоже след. Будто прошёл трактор. Только странный — с одной гусеницей и маленький — весь след шириной в два пальца. Никакой не трактор — был тут ещё один обитатель песчаного дна. Проползал хозяин ещё одной раковины — пёстрой, свёрнутой в кулёчек. Повертелся около каменной стены — не взобраться! Дай, думает, зароюсь! Забрался в песок, утонул, от всех врагов спрятался. Ползёт вместе с раковиной под землёй, ищет в песке добычу, чмокает, а над ним горбится песок, ломается на кирпичики. Укладываются кирпичики в ряд.

А вот ещё след: яма в песке, посреди ямы крабья клешня.

Здесь подстерёг раззяву скат. Зарылся хищник в песок, забросал себя по самые глаза, хвост-кнутик спрятал, притаился.

Ждал, ждал и дождался.

Бежал мимо краб, суставчатые ноги переставлял, не заметил, как взбежал на песчаный бугор. А бугор как лопнет! Фонтаном взметнулся песок конец крабу.

Тут же на песчаной полянке ещё один след. Ямка. Рядом — блестящая, словно вылизанная изнутри, двустворчатая раковина.

Видел я уже не раз такие ямки.

Шла здесь морская звезда. Шла, упиралась в податливое дно оранжевыми ножками.

Стоп! Почуяла под собой поживу. Остановилась, потрогала песок.

Так и есть, закопался кто-то.

Припала к песку всеми пятью лучами, давай ножками песок убирать. Хватают ножки песчинки одну за другой, друг дружке передают. Летят в сторону песок, мелкие камешки. Всё глубже под звездой ямка, всё ближе добыча.

А вот и она — моллюск. Спрятался в свою раковину, створки захлопнул. Зарылся, думает — от всех убежал.

Обняла звезда раковину, присосалась к ней, на все пять лучей приподнялась — вытащила беглеца. Раскрыла, принялась есть.

…Плыву над песком, над коралловой рощей плыву.

Повсюду на морском дне следы. Каждый след — случай, приключение, загадка. Только примечай да разгадывай.

Однажды в полдень, когда большинство рыб прячется в укрытия, мне довелось проплывать мимо одной пещеры. Маленькие рыбки, которые сновали тут, были необычайно возбуждены. Они метались взад-вперёд у входа в пещеру, словно ожидая чего-то.