Лев Толстой - Свет маяка
Жизнь была упрощена до предела: когда сильно хотелось спать, засыпали не раздеваясь. Когда очень нужно было работать, не спали вовсе.
Комиссару дела хватало: из порта вырвать олифу для окраски, чайники и кружки для команды, в бесчисленных эшелонах разыскивать прицелы к своим пушкам. Налаживать политработу и судовые механизмы, налаживать командира и команду — все самолично, все в порядке боевой срочности.
— Штаб приедет, штаб нас рассудит, — сказал Дымов наутро. Сна он не замечал и спокойно мог продолжать прерванный накануне разговор.
— Штаб уже приехал, — хмуро ответил Безенцов. — Теперь начнется.
Штаб действительно приехал, однако ничего не случилось. Флагманский артиллерист и кораблестроитель осмотрели корабли, пришли в ужас и приказали продолжать. Больше делать было нечего.
«Знамя социализма» укомплектовали, не успев отремонтировать прогнивших за два года подводного плавания помещений. Команда спала вповалку, где придется — на верхней палубе и внутри, в стружках и опилках, под грохот продолжавшихся работ.
На «Сталине», втором ледоколе, ставили семидесятипятимиллиметровые пушки. Затопленную белыми «Советскую Россию» поднимали и чинили. Еще две баржи оборудовали под плавучие батареи и одну под минный заградитель. Мариупольские рабочие постановили: забыть о восьмичасовом дне. Они работали посменно круглые сутки, каждый часов по десять-двенадцать и больше. Валились с ног, но работали. Мариупольские заводы и мастерские были перегружены, а впереди разворачивалась дальнейшая, почти невыполнимая, программа — вооружение паровых шхун «III Интернационал» и «Пророк Иона» (в штабе были слишком заняты делом — не сразу вспомнили, что пророкам в Красном Флоте не место. Когда вспомнили, одним махом переименовали Иону в «Червонного казака»).
Отказываться от кораблей не годилось, а вооружать их было негде и некому. Что делать? Этот вопрос во всей широте встал на организованном при штабе совещании командиров и комиссаров флотилии. Совещание происходило в здании штаба, в абрикосовом саду на горке, и Васька, хотя он и не принадлежал к ком- и политсоставу, на этом совещании присутствовал. Ему было поручено принести зачем-то понадобившиеся карты, и он потихоньку остался. Сидя на подоконнике рядом со штабным писарем Нефедовым, он ел незрелые абрикосы.
Сперва говорил командующий — невысокий, похожий на учителя человек с седеющей бородкой. Говорил он тихо, но внятно и, оглядывая присутствующих, щурился. Иногда замолкал и перебирал лежавшие перед ним на столе бумаги. Васька сначала его слушал, но потом перестал: было слишком много цифр и непонятного.
Потом заговорил худой, с выступающими скулами начальник оперативной части. Этот был занятнее. Он настаивал на скорейшей готовности заградителей, и Васька с ним соглашался. Васька уже успел ознакомиться с минами заграждения: видел, как их выгружали с платформ, и слышал, что о них рассказывали.
— На Белосарайской заканчиваются шестидюймовые батареи, — постукивая по карте карандашом, говорил начальник оперативной части. — Следовательно, мы должны быть готовы начать постановку мин. Только когда от Белосарайской до Долгой поставим заграждение, будем в сравнительной безопасности.
— Это ты, товарищ начопер, к чему? — спросил комиссар флотилии, небритый и серый от усталости.
— К тому! — вскипел тоже невыспавшийся начопер. — К тому, что порт задерживает материалы, а завод из ничего рельсовых путей для мин не сделает. А без этих рельсовых путей у нас не будет заградителей. Мина весит сорок пудов, — так запросто ее не выкатишь.
— Не по существу, — тихо заметил командующий.
— Хорошо! Тогда скажу по существу: если порт не перестанет ваньку валять, мы никогда не сможем обеспечить своей базы.
Кончил, вытер лоб платком и победоносно взглянул на командира порта.
— Ваньку я не валяю, — устало ответил тот, — у меня просто нет углового железа. Пришлют завтра или послезавтра.
— Завтраками кормит, — пробормотал Васька и сплюнул в угол. Он уже привык ненавидеть порт — тот самый несчастный военный порт, в котором никогда не бывает того, что надо, и который вся флотилия за это кроет, будто он и в самом деле виноват.
— Вернемся к делу, — предложил командующий.
— Разрешите? — спросил Безенцов и, получив разрешение, заговорил: — Сейчас Мариуполь охраняется только поставленной у Белосарайки «Революцией». Она вооружена одной шестидюймовой, а на «Страже» и «Грозном» их по две. Команда на ней неопытная. Пускаться в дальнейшие подробности, я полагаю, не стоит?
— Не пускайтесь, — согласился командующий.
— Есть… Итак, Мариуполь не только перегружен, но и опасен. Поэтому предлагаю перенести базу в Таганрог. Там больше технических возможностей, и белым дальше туда ходить.
— А нам дальше ходить оттуда, — вмешался Дымов.
— Невозможно, — сказал командир порта. — Слишком сложно перебрасываться.
— Проще будет, когда нас перебросят? — Безенцов был настойчив и почти резок. — Этого ждать прикажете?
— Чепуха! — решил командующий. — Совершеннейшая чепуха! Таганрог ничем не безопаснее, а нам отступать нельзя. Просто никак нельзя.
— Правильно, — согласился Дымов. — Было бы трусостью.
Безенцов встал:
— Товарищ командующий, прошу мое мнение занести в протокол. Я не трус, но не считаю возможным… — и остановился. Весь дом внезапно вздрогнул от легкого толчка. Стекла коротко звякнули, и наступила тишина. Потом снова толчок и далекий гул.
— Стреляют, — вздохнул командующий. — Вероятно, у Белосарайки, — и обернулся к Безенцову: — Вы не договорили. Вы что-то начали насчет протокола?
— Товарищ командующий, — ответил Безенцов. — За меня договорят события. — Самым эффектным образом он оказался прав и этим был чрезвычайно доволен. Он даже улыбнулся.
Снова ударили выстрелы. Два подряд, один и еще два подряд.
Васька соскочил с подоконника. Теперь он все понял: Безенцов — изменник. Сперва предлагал бежать, а теперь радуется белым, гад! И, чтобы выкрикнуть это, он шагнул вперед, но, встретившись глазами с Дымовым, остановился.
На столе тонким голоском запищал полевой телефон. Флаг-секретарь снял трубку. В совершенной тишине было слышно, как бубнил голос в телефонной мембране.
— «Революция» ведет бой с неприятельской канлодкой типа «Страж», — сказал наконец флаг-секретарь. Он был очень молод и от напряжения покраснел.
— Садитесь, товарищ Безенцов, — предложил командующий, и Безенцов, опомнившись, сел.
Васька все еще хотел закричать, но под взглядом Дымова не мог. Снова вздрогнули стекла — теперь три выстрела подряд. Васька отступил к подоконнику. Комиссар флотилии склонился к самому уху командующего. Он что-то спрашивал, но командующий качал головой.
