Лев Толстой - Свет маяка
Они не стреляли. Бой, значит, кончился.
— Испугались, — облегченно вздохнул Васька, но, взглянув на Ситникова, испугался сам. Ситников был совершенно бледен. Даже глаза его, казалось, побелели.
— Это… это не то, — с трудом выговорил он. — Смотри на мостик!
«Данай», резко уменьшив ход, выходил на середину гавани. На мостике у него стоял дальномер, которого раньше не было. Носовая пушка куда-то исчезла. Шарапов медленно снял фуражку и вдруг ударил ею о палубу.
— Это не «Данай»! — крикнул Ситников, и сразу же тот, кого считали «Данаем», одним рывком убрал красный флаг, поднял вместо него белый с синим крестом и заработал пулеметом.
— «Никола Пашич»! Белый катер «Никола Пашич»! Я его знаю! — кричал со стенки портовый сторож. — Белые идут! Спасайся!
Шарапов уже продернул ленту и открыл огонь. Пулемет заело на четвертом выстреле, но этого было достаточно, чтобы противник ответил. Сплошной струей зазвенели над головой пули, гулким стуком отозвались бревна стенки и коротким лязгом железо борта. Шарапов снова продернул ленту, но пулемет снова отказал.
— На берег! — с мостика крикнул Ситников и выбросил на стенку две огромные книги. — Тащи пулемет! Я здесь справлюсь! — и снова исчез.
Дальнейшее было смутно. По привычке Васька схватил ящик с лентами, но, споткнувшись о что-то мягкое, упал. Перед самым его носом пуля выбила щепку из люка, и он снова вскочил. Весь воздух звенел и взвизгивал.
— Перелет! — пробормотал сзади Шарапов.
По сходне, вдвое согнувшись, полз человек. Не добравшись до берега, он вдруг осел и свалился в воду. Васька на него даже не взглянул — нужно было вытащить ящик.
Шарапов догнал его на стенке. Шарапов был очень сильным человеком — пулемет с вертлюгом лежал у него на плече, а он даже не гнулся. Ситников все еще возился с сигнальными книгами.
Звон над головой внезапно пропал. С противоположной стенки забили винтовки, и пулемет перенес огонь. Ситников шел шатаясь; книги, завернутые в сигнальный флаг, волочил по земле, а окровавленную правую руку держал продетой в цепь своей дудки.
— Пошел! — крикнул он Ваське. — Чего смотришь? Под вагоны!
Винтовки стреляли со всех сторон, но резко и без толку. Пули выбивали из воды фонтаны. «Никола Пашич» спокойно шел к «Республиканцу». Он был хозяином гавани, поливал стенки пулеметом и делал что хотел.
Васька, Шарапов и Ситников уже лежали под вагоном, когда он подошел. Первым на «Республиканца» вскочил высокий горбоносый офицер, а за ним четверо матросов. Офицер размахивал наганом и ругался тонким голосом.
Шарапов молча покачал головой: замок пулемета не хотел действовать.
— Взяли, — сказал Ситников, положил голову на рельс и закрыл глаза. От слабости и боли его тошнило, но он сдерживался.
Белые обрубили поданные на стенку концы, закрепили буксир и «Пашичем» дали ход. Сходня, сорвавшись, шлепнула по воде — «Республиканец» двинулся.
— Один готов! — прокричал горбоносый офицер.
На горизонте снова загремели тяжелые орудия.
«Страж» и «Грозный» обстреливали город, а город молчал — он был беззащитен.
— Так им в Первое мая! — донеслось с «Пашича», и кто-то захохотал.
— Сволочи! — не выдержал Васька, но Шарапов сказал:
— Молчи!
Пулеметный замок, кажется, налаживался.
Теперь «Пашич» шел к «Советской России» — большому пароходу у внутренней стенки. Винтовочный огонь красных почти прекратился, пулемет белых тоже замолчал.
Боцман «Советской России» один и без оружия должен был отстоять свой корабль. Он бросился отдавать якорь, но чека цепного стопора не подавалась. Он молотил по ней случайно валявшейся на баке гимнастической гирей, а с «Пашича» по нему стреляли из винтовок.
Успеет выбить чеку, успеет отдать якорь — белые не справятся. Не успеет — все пропало. Он молотил изо всей силы и пуль, не слушал. Он был застрелен, но прежде выбил чеку. Всей тяжестью рухнул в воду якорь, а за якорем загремел канат.
Тогда заработал шараповский пулемет. Он пробежал по воде стремительной дугой пены. Он бил по борту, по надстройкам, по людям, и сразу же «Пашич» дал полный ход.
Три снаряда в упор всадили белые в «Советскую Россию». Их пулемет хлестал по всей стенке, они отстреливались из винтовок и револьверов. Это была бессильная ярость. Почти паника. У самых ворот «Пашич» стал кататься во все стороны — вероятно, ранило рулевого. Он чуть не выскочил на волнорез, но все-таки почти чудом попал в ворота, прошел и вывел за собой «Республиканца».
На этом бой был закончен. Шарапов откинулся от пулемета и не спеша выругался. «Респубиканца» увели. Увели со всем барахлом.
Васька вскочил:
— Это все Безенцов! Он, гад, знал! Я до него доберусь! Я…
— Садись, салага, — тихо сказал Ситников. — Зря орешь… дурень!
Он думал так же, как Васька.
Глава вторая
— Строить морскую силу не просто. Не просто, даже когда есть люди и пушки, хорошие корабли и времени сколько угодно. А еще трудней, когда людей не хватает, корабли не корабли, а одна смехота, а времени вовсе нет, потому что противник владеет морем и нападает когда захочет. Первого мая мы получили хороший урок: строй, да посматривай! Так вот, товарищи, мы будем посматривать, а флотилию все-таки построим.
В свободные минуты комиссар Семен Дымов объяснял подробно и вразумительно, но за работой был немногословен. Ходил по палубе «Разина», сутулый, с бледным лицом и негнувшейся правой ногой, и видел все, что его касалось. А касалось его решительно все.
Ваську и Шарапова он принял на корабль в тот же день, когда пришел сам, — назавтра после увода «Республиканца». Безенцову прямо сказал, что думал о его поведении первого мая. Сказал и негромко шлепнул ладонью по столу.
Безенцов пожал плечами:
— Знаю, но иначе поступить не мог. Не повел бы их сам, пошли бы без меня. Такой номер, конечно, не повторится…
— Будьте спокойны, — ответил комиссар и вышел на верхнюю палубу.
Наверху шла приборка. Струя брандспойта разбивалась дождем на брезентовом обвесе мостика, на выставленной за борт шлюпке, на стеклах машинных люков. Щетки с песком терли палубу. Комиссар, уклоняясь от брызг, прошел в нос, где Васька чистил доверенный ему Шараповым пулемет левого борта.
— Смотри, салага, — сказал комиссар, — чтобы не было заеданий, когда он понадобится. Понятно?
— Есть! — ответил Васька.
Он был вполне доволен жизнью: кормили его в меру и вовремя, койку отвели удобную, работу дали хорошую. Гранаты у него отобрали, но вместо них выдали полное обмундирование: рабочее и выходное. Самое маленькое — пятого роста и вдобавок ушитое любителем портняжного дела комендором Туркиным. А главное — относились к нему отлично. Хвалили за бой первого мая и даже подарили матросский нож со свайкой и зажигалку, ему, впрочем, совершенно ненужную.
