Александр Чернобровкин - Херсон Византийский
– Как думаешь, выйдут на нас по следу? – спросил я гота.
– Даже я бы вышел, а они кочевники, всю жизнь скот пасут, – ответил Гунимунд.
Я прикинул, что шхуну не будет видно с начала оврага, ведущего в бухточку. Даже если не справимся с аварами, то отпугнем их. Будет время погрузить больше скота.
– Потолкуем с ребятами? – предложил Гунимунду.
Он посмотрел на меня так, будто именно этого и ждал:
– Как скажешь.
Мы, пригнувшись, спустились с бугра к берегу. Я позвал тех, кто был на берегу:
– Все ко мне с оружием!
– Нам тоже? – спросил Семен.
С тех пор, как появилась Валя, боевой дух выветрился из него. Осталась только привычка подчиняться моим приказам.
– И вам тоже, – ответил я.
Расположил людей в кустах на обоих склонах оврага, объяснил каждому, в кого стрелять. Положим передних, а задние пусть скачут за подмогой. Кусты густые, колючие. Всадники нас здесь не возьмут даже в случае неудачи. Я спустился на дно оврага, осмотрел засаду. Если знаешь, кто где сидит, то увидишь. Надеюсь, заметят не сразу. Я поднялся наверх, выглянул из-за кривого деревца, растущего в самом начале оврага. Отряд неторопливо скакал к спуску в бухточку. Судя по броне, это не шваль, которой поручают пасти овец. Кони справные и без брони. Я вернулся к своим людям и изменил задачу:
– Скилур, ты стреляешь в коня первого всадника, а ты Палак в коня второго. Именно в коней, поняли?
– Поняли, – ответил за обоих Скилур, хотя по тону было ясно, что ничего не понял.
– Всадники мне нужны живыми. Убивайте под ними коней, а самих не трогайте, – объяснил я.
– Понятно! – сказал на этот раз Палак.
Значит, действительно, поняли.
– Вы стреляете первыми, когда передний всадник поравняется со Скилуром. Или, если передумают спускаться, после моего выстрела. Все остальные бьют по всадникам, – приказал я. – Всем всё ясно?
– Да, – донеслось из кустов с разных сторон.
Я вжался во впадину в склоне, полусел-полулег. Рядом прислонил к склону рычаг для натягивания лука и поставил колчан с болтами. На ложе лежал болт, побывавший в человеческих телах, потемневший. Затем снял шлем, потому что в нем плохо слышишь. Поставив его себе на грудь, придерживал рукой. Чтобы не изводиться от ожидания, начал вспоминать, как заимел первый арбалет. Мы грузились в Марселе, точнее, в его портовом пригороде Фоссе, на Новороссийск, где меня ждала замена, о чем получил радиограмму от греческого судовладельца. Контракт у меня был на полгода, шел восьмой месяц, и я предупредил, что в Новороссийске сойду в любом случае. Тогда и пришла радиограмма. Перестройка только началась, таможня толком не знала, можно ли провозить в страну арбалеты, поэтому решил не ставить ее в известность. Капитана обычно не шмонают. Только если какая-нибудь падла настучит. Но в экипаже я был единственным русским, поэтому шмонали других. Ничего не нашли. Ко мне зашли, чтобы, как заведено, принять на грудь по соточке. Угощал их дешевым вискарем, потому что судовладелец сам покупал представительское пойло и жлобился.
– У нас теперь в магазине виски получше этого продают! – то ли похвастался, то ли упрекнул один таможенник.
Я объяснил ему ситуацию с широтой греческой души.
– Капиталист! – с похвалой произнес таможенник.
Интересно, пронёс ли он восхищение капиталистами через эпоху бандитского капитализма в России?!
Замена мне прилетела в Новороссийск. Я сдал дела новому капитану, румыну с бегающими глазами. Без проблем вынес арбалет из порта и отвез в деревню, где он до сих пор хранится у соседа. Или уже продан после известия о моем исчезновении в море?
Всадники остановились у начала оврага, заговорили о чем-то. Речь отрывистая, лающая, как у японцев, но явно не японский язык. Не смотрел в их сторону, чтобы не вспугнуть удачу, просто слушал. Кто-то из них произнес короткое слово, все замолчали. Копыта коней застучали по дну оврага. Мой всадник – третий. Следующий – Гунимунда. Семен, Толя и Ваня начинают с конца, чтобы не стреляли сразу несколько в одного.
Я нашел своего, прицелился. Он ехал правым боком ко мне, в руке держал копье метра два длинной. Овальный шлем с длинным назатыльником и закрывающими низ лица наушниками, кольчуга и сверху чешуйчатый доспех. Вот я уже немного сзади авара, могу целиться в спину, в позвоночник. Справа заржали от боли кони. Я нажал на курок. Болт как-то очень быстро долетел до всадника, пробил и доспех, и кольчугу, и почти весь влез в тело. Я перезарядил арбалет и выстрелил в другого, который пытался развернуть коня передо мной. Хоть он и вертелся, с дистанции метров тридцать трудно промахнуться. Третий натягивал лук, собираясь выстрелить в кого-то из молодых росов. Он был ко мне спиной. Болт, пробив доспехи, угодил в район сердца. Успел я завалить и четвертого, который попытался проскочить вниз, к морю. Слышен был удаляющийся стук копыт наверху. Кто-то выскочил из засады, улепетывает. До лагеря осаждающих скакать с час и столько же обратно – время у нас есть.
Двое аваров с длинными однолезвийными палашами в руках стояли на дне оврага спина к спине. Скорее всего, палаши вместе со стременами и были теми ноу-хау, благодаря которым авары побеждали всех, кроме тех, от кого сбежали из Азии и у кого, наверное, позаимствовали их. Оба авара немолодые и, сразу видно, бывалые вояки. На них овальные шлемы с длинными назатыльниками и наушниками, отдаленно напоминающие японские, чешуйчатые доспехи с наплечами из пластин, на руках наручи, и всё золоченое, а на ногах кольчужные чулки, поножи и сапоги, защищенные согнутыми, железными пластинам в форме полукружий. Рядом с аварами валялись три убитых коня, а четвертый, белый в серых яблоках, попытался подняться, но сразу упал, жалобно заржав. Я разрядил в него арбалет, чтобы не мучился.
– Бросайте оружие, иначе умрете! – крикнул я аварам на латыни, греческом и славянском.
Они не вняли.
– Скилур, выстрели по мечу ближнего, – приказал я.
Скиф точно выполнил приказ, попав в лезвие у гарды. Авар схватился за эфес второй рукой, чтобы не выронить оружие, хотя, уверен, он уже понимал, что расстаться с ним придется.
– Бросайте оружие! – повторил я.
Командир что-то тихо сказал и разжал руки, уронив палаш у своих ног. То же сделал и второй.
– Семен, поднимись наверх и следи. Увидишь кого, кричи, – начал я раздавать приказы. – Толя и Ваня, пока оставайтесь на месте. Хисарн и Гунимунд, отведите пленных на пару метров ниже, пусть там снимут доспехи, потом свяжите им руки. Только осторожно, они могут напасть. Скилур и Палак сопровождайте их на отдалении. Если что, убивайте.
Я снова зарядил арбалет и вышел из кустов на расстоянии метров десять от аваров. Оба как бы не смотрели на нас, но голову даю на отсечение, что контролировали каждое наше движение, ждали ошибку. Не дождались. Скифы вышли на открытые площадки, откуда им ничего мешало стрелять из гуннских луков. На что способен гуннский лук – авары знали. Готы взяли копья убитых аваров и уколами заставили пленных отойти от брошенных палашей и раздеться догола и разуться. Под броней на них были ватные, стеганные халаты и кожаные штаны, под которыми шелковые рубахи и длинные трусы. Чтобы ходить во всем этом в такую жару, надо иметь хорошее здоровье. Оба широкоплечие, длиннотелые и коротконогие, с животиками. Голыми даже самые крутые выглядят слабовато. Тела в разводах грязи, а ноги прямо черные от нее. Когда они мылись в последний раз?! Или вообще не моются? Лица плоские, с редкой растительностью; глаза узкие и темно-карие, с высоким верхним веком; волосы длинные, черные, заплетены в несколько косичек с разноцветными ленточками. Кто хиппует, тот поймет! Авары напомнили мне бурята, с которым учился в институте. Правда, у того не было косичек, стригся коротко. Готы быстро и ловко связали аваров отцепленным от седла убитого коня и порезанным на куски лассо.
