Александр Чернобровкин - Херсон Византийский
Ночевали на шхуне. На берегу оставили только дрова и настилы с солью. Первую половину ночи на вахте стоял я. Убедился, что и византийская ночь в этих местах тиха. И звезды такие же яркие. Люблю на них смотреть. А вот космонавтом не мечтал быть даже в детстве. Не знаю, почему. Может, из-за боязни высоты. Но в самолете ведь не боюсь, и на дереве или мачте тоже. Зато выйти на балкон на восьмом этаже и выше – насилие над собой. Гарри лежит на палубе неподалеку от меня. Он набегался на берегу, теперь дергает во сне лапами, будто гонится за кем-то. На постоялом дворе его случили с сучкой для улучшения породы. Собаки у Келогоста мелковаты в сравнении с Гариком. Сучка с ним подружилась, после чего признали и два кобеля, точнее, вынуждены были отдать ему верховодство. После этого он по ночам не отсыпался в комнате, а отрабатывал харчи, охраняя вверенное ему имущество. И, подражая своим подчиненным, опять научился гавкать.
Часть утреннего улова я закоптил. Аромат шел такой, что все захлебывались слюной. В Херсоне мне не попадались ни копченая рыба, ни мясо. Может, и делают, но я не встречал. Греки мне сказали, что такую вкусную рыбу, какая получилась у меня, им раньше не доводилось пробовать. Греки всегда были льстецами. И сами очень падки на лесть, даже грубую.
Я хотел только насолить рыбы, но ее было так много, что начали еще и вялить, развешивая на веревках между шестами, которые нарубили в рощицах. Погода была хорошая, теплая, но не жаркая, и ветреная, как раз для вяления. Не продадим ее, так сами съедим. Почти все бочки были полны, поэтому стали засаливать только лучшую. Некондиционную коптили и ели или выбрасывали в море. Сделали еще несколько настилов для сушки соли. Оказалось, зря, потому что за одним котлом не досмотрели, соль на дне высохла, и он прогорел. Всё равно дела здесь шли намного лучше, чем я предполагал. У меня даже появилась мысль: а не завести ли здесь факторию? Отказался от нее, когда увидел двух всадников. Они смотрели на нас издалека, не решаясь приблизится.
– Аланы? – спросил я скифов.
– Хунны, – ответил они в один голос.
С такого расстояния лиц не разглядеть даже с моей дальнозоркостью. Значит, скифы определили национальность всадников по манере одеваться или ездить верхом. Впрочем, я уже привык, что все азиаты или негры для европейцев на одно лицо, а они сами очень легко разливают, кто какого рода-племени, но в то же время им все европейцы кажутся на одно лицо, а мы без особых проблем отличим славянина от немца и уж тем более от итальянца.
Когда гунны ускакали, я посла скифов в разведку.
– Нарветесь на отряд, спрячьтесь и переждите, – проинструктировал их. – Если мы уйдем на шхуне, то обязательно за вами вернемся на следующий день.
Судя по их лицам, мысль, что их могут здесь бросить, даже в голову скифам не приходила. Вернулись они вечером, когда уже стемнело, и мы перевезли на шхуну все свое имущество, включая недосушенную рыбу и соль. Рыбу развесили между мачтами так, чтобы не мешала работать с парусами, а настилы с солью положили на ахтеркастле и полубаке.
– Их там много, целый род. Живут на берегу озера в самом конце косы, – доложил Скилур.
Докладывал обычно он, а Палак уточнял важные детали:
– Это не те, на которых мы нападали.
Те – не те, а пора уносить отсюда ноги. Тем более, что задул южный ветер – более-менее попутный.
21
Я часто бывал в Днепро-Бугском лимане. В советские времена ходили по нему в Николаев грузиться «сельскохозяйственной техникой» залпового огня или с вертикальным взлетом для стран Африки, Азии и Латинской Америки, выбравших, как тогда говорили советские идеологи, «некапиталистический путь развития». Но и не социалистический. И даже не феодальный. Определение этому несуществующему пути так и не успели придумать. По моему мнению, существует их всего два – с преобладанием экономического принуждения и неэкономического. Все остальные названия – от лукавого. По моему опыту, поскольку хлебнул оба, первый немного лучше, хотя тоже, конечно, полное говно. В мое время здесь суда сновали, как курортники по Лонжерону. Сейчас мы были единственные. Шли курсом галфвинд, то есть, в полветра – это когда дует в борт. Потом легли на бакштаг и вошли в Днепр. Судя по затопленным кустам на берегах, вода в нем поднялась. Я стоял на руле, а команда налегала на весла. Осадка у шхуны была метра полтора, так что мы довольно быстро шли против течения, делая более пяти узлов. При такой скорости гребля веслами начинает мешать, и я дал отбой. Руль поручил Геродору, которого назначил старшим рулевым, а сам поднялся на ахтеркастель. Я был в шлеме, кольчуге и наручах. Арбалет стол прислоненный к фальшборту, а рядом на палубе стоял колчан с болтами. Остальная команда, кроме греков и, само собой, женщин и детей, тоже была в доспехах и при оружии. Купец славянин предупреждал меня, что здесь шалят местные отморозки, живущие на правом берегу. С левого их вытеснили гунны, которые и сами рады бы нападать на суда, но боятся воды.
Вскоре мы прошли мимо деревеньки из трех-четырех десятков домов, раскиданных по высокому берегу. На берег были вытянуты несколько небольших рыбацких лодок, не однодеревок, с обшивкой внахлест, и лежали днищами вверх две длинные, метров по десять-двенадцать, с высокими бортами. В такую влезет человек двадцать. Их построили явно не для рыбалки. Увидев шхуну, народ засуетился, замахал руками. Наверное, предлагали причалить и поторговать, но поскольку не производили впечатление богатых покупателей, я решил не терять на них время. Да и не хотелось останавливать шхуну, набравшую ход.
Так мы и шли четыре дня генеральным курсом на северо-восток. Река не делала крутых поворотов, с парусами почти не надо было возиться. И ветер дул южный и свежий. Только рано утром и поздно вечером, когда он стихал, команде приходилось салиться на весла. На ночь становились на якорь посреди судового хода. Поскольку проходящих судов не было, никому мы не мешали, отдавали только носовой якорь, а корма всю ночь гуляли то к одному берегу, то к другому. Прямо на ходу я успевал наловить на спиннинг щук и окуней. Рыбы было столько, что не успевал закидывать. И это в холодной воде. Представляю, что здесь будет твориться, когда река прогреется. Одну блесну оборвала какая-то рыбина. Дернула так, что я чуть за борт не улетел. Хорошо, «леска» порвалась. Питание рыбой, даже свежей, устраивало не всех. Грекам она нравилась. Росы тоже ели в охотку. Готы лучше бы поели мяса. Скифы предпочитали мясо. Копченую рыбу Скилур и Палак ели с удовольствием, а вот жареную и тем более вареную – без энтузиазма. Можно, конечно, спустить шлюпку и дать им поохотиться на берегу, но она закреплена по штормовому на рострах над люком трюма, слишком много возни. Впрочем, парни не роптали.
