Джон Пристли - Затерянный остров

Уильям начал понимать, что за обманчивой кукольной внешностью скрывается острый ум. А еще, подсказывала интуиция, глупо мерить мисс Райли теми же мерками, что и английских девушек. Она все равно иностранка, хоть и говорит на похожем языке. Заинтригованный, Уильям не мог понять пока, рад он или нет ее неожиданному вторжению в ряды участников предприятия, однако изначальная неприязнь улетучилась.

— Как называется пароход? — спросила мисс Райли.

— «Марукаи».

— Знаю такой. Один из лучших. Не роскошный, однако вполне добротный. И я поплыву на нем — правда ведь? Как полномочная представительница корпорации Затерянного острова.

— Если вы твердо решили принять участие, — ответил Уильям без улыбки. — Не думайте, что я против — да и потом, у вас столько же прав поехать, сколько у всех остальных, — но вы должны понимать — четко понимать, — что вам предстоит.

Уильям почувствовал себя отъявленным ретроградом и занудой. Что девушка о нем подумает?

— Я все понимаю. Значит, решено. Я вступаю в долю, а вы получаете широту. Подумать только, натуральное безумство! — воскликнула она, ослепляя его улыбкой. — Почему вы такой тихий, задумчивый и печальный? Я ведь и не надеялась, когда зазывала вас сюда, что вы на самом деле приедете. Англичане — такие скромники! На что угодно спорю, вы ускользнули потихоньку из своего Бантингема, никому не обмолвившись ни словом. Американца на вашем месте провожала бы на вокзале делегация во главе с мэром и олдерменом под десять духовых оркестров, «Лайонс» и «Киванис»[2] заполонили бы подступы к станции, и ваше лицо красовалось бы на киноафишах. Ведь знаем прекрасно, что нет ничего невозможного — особенно в Калифорнии, — однако без шумихи не можем. Все-таки мы очень разные. Впрочем, я никогда и не говорила, что понимаю англичан.

— А я, — подхватил Уильям, — никогда не говорил, что понимаю американок.

— Калифорниек. Даже если жительниц Нью-Йорка и Чикаго вы научитесь видеть насквозь, тут вам придется начать все заново. Раз уж мы собираемся стать партнерами… — у Уильяма побежали невесть откуда взявшиеся мурашки, — нужно что-то с этим придумать. Теперь смотрите: завтра я буду весь день носиться туда-сюда, улаживая дела, а вечером приезжайте сюда к семи часам, познакомитесь с моими друзьями, и мы покажем вам Сан-Франциско.

— Спасибо. Но я сам хотел пригласить вас поужинать.

— Нет-нет, приезжайте сюда, и мы поужинаем где-нибудь все вместе. Так у нас в Калифорнии заведено, не сопротивляйтесь. Пригласите меня на ужин, когда я приплыву к вам в Бантингем.

Они еще немного поговорили, потом Уильям поблагодарил и направился к двери. Мисс Райли пошла за ним, на ходу машинально подхватив инструмент, на котором играла до прибытия Уильяма.

— Какой прекрасный вечер! — воскликнул Уильям, выйдя на сказочное крылечко домика.

— У нас тут каждый вечер прекрасен, если, конечно, нет тумана. Вон там пролив Золотые Ворота. Мы пройдем через него в среду, когда отправимся на поиски острова. — Она тронула струну.

— Я подслушал немного, как вы пели, — признался Уильям.

— И решили, что П.Т. Райли не в себе, — засмеялась девушка. — Наверное, готовы были развернуться и уйти? Какую песню я пыталась изобразить, не припомните?

— Что-то про знаю-играю-страдаю, — неопределенно махнул рукой Уильям.

— Они все такие, но я догадываюсь, какая вам попалась. Не идет у меня из головы уже несколько дней — привязалась в театре «Фокс» на прошлой неделе, к следующей, наверное, на зубах навязнет. Вот эта, да? Погодите-ка, а как вы доберетесь до гостиницы? Вам нужно такси. Сейчас вызову. — П.Т. Райли исчезла в доме, почти тотчас вышла и привалилась к белой стене у дверного косяка. — Скоро приедет. Ну что, хотите послушать мою маленькую ночную серенаду?

Она взяла несколько печальных аккордов и замурлыкала хрипловатым шепотом:

Мне говорили, я сошла с ума,Мне говорили, я хожу по краю…

Она стояла против света, и темные волосы светились собственным голубоватым сиянием, лицо, шея и руки тоже словно сияли изнутри. Уильям не понимал, видит он ее воочию или восстанавливает образ по памяти, однако от непередаваемой красоты у него захватило дух.

Но, милый, я знаю,И ты, милый, знаешь…

Уильям вспомнил, как стоял здесь часа три назад — словно в другом мире. Нет, ничего особенного не произошло, внушал он себе, унимая разгорающийся в груди восторг. Мотнув головой, чтобы сбросить наваждение, он поспешил вниз к подъехавшему такси.

В автомобиле эйфория мгновенно стихла до едва заметной пульсации где-то на краю сознания. Включившийся голос разума на эту пульсацию не реагировал, разбирая по косточкам прошедший вечер, словно на заседании оценочной комиссии. Предположим, что девушка не такая уж нахалка, но кто знает, сколько трудностей она создаст, увязываясь с ними в путешествие. От настоящего П.Т. Райли, ее отца, хорошо знающего Южные моря, было бы куда больше проку, а девица будет в лучшем случае попутчицей, в худшем — обузой. Взбалмошная особа. Все они взбалмошные, эти американки, что хотят, то и воротят. Нужно будет завтра с ней построже. Сегодня он хорошо начал, но слишком быстро растаял. Ничего, это поправимо. Так-так, так-так-так…

4

На следующий день Уильям с неудовольствием обнаружил, что ждет назначенной на семь вечера встречи с мисс Райли и ее друзьями. В конце концов он успокоил себя тем, что ему попросту одиноко в чужом городе. Он казался себе единственным одиночкой на весь Сан-Франциско и окрестности: остальные — рослые, загорелые, общительные — работали и отдыхали толпой, а он бродил в толпе, как неприметный, но ворчливый гном.

Вооружившись «Официальной картой города и округа Сан-Франциско», Уильям продолжил знакомство с местностью — на этот раз выбравшись дальше, на побережье. Из примостившегося на утесе ресторана «Клифф-Хаус», пропитанного духом народных гуляний, он, прилежно всмотревшись в даль, разглядел морских котиков на Котиковых скалах. Побывал у Муниципального бассейна Фляйшхекера (самого большого открытого бассейна в мире, шесть миллионов галлонов морской воды с подогревом), убеждаясь, что бассейн действительно великолепен и действительно самый большой в мире. Посмотрел, как играют в теннис золотистые статные калифорнийцы обоих полов: их жесткая и точная манера не оставляла сомнений, что скорее мир перевернется, чем европеец сможет вырвать у них победу. Эти люди, казалось, не проигрывали никогда и ни в чем.