Джон Пристли - Затерянный остров

— Ну что, — наконец спросил Викинг бодро, — двинемся дальше? Мне этой китайщины хватит надолго.

Предложение поддержали все. Выбравшись наружу, мисс Райли адресовала Уильяму пару вопросительных взглядов.

— Мне показалось в какой-то момент, что вы теряете сознание.

— Не исключено, — простонал он.

— Ничего страшного, обычное дело. Если уж наши луженые глотки не всегда справляются с этим пойлом, чего ждать от бедняги англичанина. У вас был сонный вид.

— Сонный — это мягко сказано, — осторожно проговорил Уильям, твердя себе, что П.Т. Райли вполне милая девушка. — Скорее, осоловелый. Причем до сих пор. Все какое-то иллюзорное.

— Знаю, знаю, — понимающе, словно беспробудная пьяница, закивала мисс Райли.

— А теперь, — улыбнулся Викинг, — вы, думаю, не против полюбоваться ночными холмами.

Мисс Райли и Уильям разместились на заднем сиденье. Автомобиль был вместительный и быстрый, и Викинг, без сомнения, любивший полихачить, отвел душу, закладывая виражи на головокружительной скорости. На крутых горках Сан-Франциско и днем сосало под ложечкой, а уж ночью да на большой стремительной машине… Уильям чувствовал себя так, будто попал на безумный аттракцион. Он не знал, кричать ему, петь или вывернуть наружу содержимое желудка — иногда он был близок к одному, иногда к другому, но все побеждало головокружение. Ярко освещенные двери и окна проносились мимо под углом в сорок пять градусов, одни мостовые дыбились перед машиной, словно кто-то пускал их волной, как ленту, а другие обрушивались вниз, будто водопады из сияющего булыжника. Викинг, которого молодое вино не усыпило, а только подогрело, кричал, пел и швырял машину то вверх, то вниз. Его верная львица на пассажирском сиденье взвизгивала от восторга, словно ей не терпелось расстаться с жизнью на очередном вираже. Патриция Тереза Райли, на лице которой плясали отблески городских огней, вела себя тише, но и ей эта бешеная гонка доставляла удовольствие, и ее огромные глаза, когда она поворачивалась к Уильяму с очередным комментарием, сияли детским восторгом. Осоловевший Уильям, которого теперь еще и мутило, не удивился бы, окажись город за окном вверх тормашками — рекламные огни где-то под колесами, а над ними взмывают в воздух тысячи шляп.

— Горки у нас что надо! — проревел Викинг.

— Да, что надо! — подхватила мисс Райли торжествующе, словно она сама вместе со Стэнсенами их и сотворила. — Правда, мистер Дерсли?

— Что надо! — выдавил Уильям негромко, но сосредоточенно. Припертый спиной к стене — увы, лишь метафорически, — он в одиночку защищал честь Англии.

Викинг тем временем нацелился на очередной серпантин, и громадный автомобиль с ревом закружил по гигантской спирали, поднимаясь все выше и выше, оставляя почти весь сияющий и переливающийся город далеко внизу. Маркет-стрит текла рекой расплавленного золота, башня на морском вокзале упиралась в небо, словно украшенный драгоценным камнем указательный палец, а на другом берегу залива поблескивал Окленд. На вершине, высоко над этой россыпью огней, Викинг заглушил мотор.

— Ну вот, мистер Дерсли, — объявил он, когда все наконец выбрались из машины. — Вот наш Сан-Франциско. Как он вам? Хорош, а?

Пошатывающийся, все еще осоловевший, но пораженный до глубины души, Уильям искренне подтвердил, что не просто хорош, а великолепен. Дальше пришлось подбирать слова. Ничего особенного в мысли, которую он хотел выразить, не было, но сейчас ему любая мысль давалась с трудом. В итоге он заговорил неожиданно доверительным тоном, с которым пока ни к кому из своих спутников, даже П.Т. Райли, не обращался. Что-то на этой ночной вершине, парящей между звездами в небе и мириадами огней внизу, располагало к откровенности.

— Сан-Франциско — замечательный город. Он создан для наслаждения жизнью. Я уже чувствую…

— Еще бы не чувствовали!

— Помолчи, Кларри, не перебивай, я хочу дослушать.

— Понимаете, пусть там, внизу, сплошная благодать, однако того идеала, который рисуется здесь, с этой вершины, достичь все равно невозможно. Возьмите человека из совершенно иных краев или даже из другой эпохи, обладающего воображением, привезите его сюда и скажите: «Смотри, вот там ты теперь будешь жить». Он напридумывает себе невиданных чудес, но, проведя там, внизу, день-другой, жестоко разочаруется.

Миссис Стэнсен не снесла нелестного, как ей показалось, отзыва о родном городе.

— Вы здесь всего ничего, мистер Дерсли, вам ли судить? Наслаждайтесь на здоровье, никто не мешает…

— Кларри, ты не так поняла, — перебил ее муж. — Он имеет в виду, что даже самый расчудесный город отсюда все равно выглядит несравнимо чудеснее. И он прав. Но разъясните, мистер Дерсли, к чему вы клоните?

— По-моему, я догадываюсь, — задумчиво проговорила мисс Райли.

Уильям внутренне сжался, потому что трое его спутников приготовились слушать долгую речь, а речи у него не было.

— Да, собственно, я уже все сказал. Он обманывает ожидания. Как та груша, которую я попробовал вчера утром. — Уильям вкратце пересказал эпизод с грушей. — Нет, я не критикую Америку. Я критикую жизнь. Почему — если у человека есть хоть капля воображения — все оказывается на поверку гораздо хуже, чем кажется? Почему подлинная жизнь в Сан-Франциско не такая прекрасная, какой она кажется, когда смотришь на этот сияющий в ночи город? И вот теперь я отправляюсь в Южные моря…

— Я тоже отправляюсь, — поспешно вмешалась мисс Райли. — И точно знаю, что они поразят меня до глубины души вопреки всем вашим прогнозам.

— Надеюсь, так и будет, — продолжил Уильям. — Насчет себя я тоже надеюсь, но уже предчувствую — по предыдущему опыту, — что ничего не выйдет. Что перед образом Южных морей, который сложился у меня в голове, настоящие острова померкнут. И зачем мне это? Не лучше ли было бы ничего не предвкушать, ничего не рисовать себе заранее?

— Это невозможно, — проговорил Викинг, которого вдруг потянуло на пессимистичную философию. — Давайте присядем — вон там есть уступ, можно подстелить плащи. Так вот, я имею в виду, что нельзя заглушить игру воображения и жить по-прежнему. Оно того не стоит.

— Однако! — воскликнула его жена, которая, видимо, уловила здесь аллюзию на отношение к себе самой и к их браку, а может, просто по-женски сочла своим долгом вступиться за незыблемую действительность.

— Хорошо, хорошо, — примирительно пробухтел Викинг. — И все-таки ты не понимаешь, Кларри. Мистер Дерсли говорит, что на поверку все куда хуже, чем представляется, и его это беспокоит. А меня не беспокоит, потому что я прекрасно знаю: это не так. И все равно лучше не ломать себя, иначе невозможно жить, если понимаете, о чем я.