Александр Чернобровкин - Херсон Византийский
А ничего они не делали, только скакали по степи в сторону своего стойбища. Осталось их десятка полтора. Сорок шесть гуннов валялись на лесной дороге и рядом с ней. Кто-то был еще жив, но аланы тут же перерезали им глотки. Сколько злобного торжества было на аланских лицах! Наверное, так же русские добивали монголо-татар на Куликовом поле.
Сбор трофеев и обмен эмоциями продолжался до вечера. Результат превзошел все наилучшие ожидания аланов. Всего двое легкораненых. Стрелять из-за дерева намного метче и безопаснее, чем с лошади. Теперь уже в открытую жгли костры и жарили мясо тяжело раненных и добитых лошадей. Про телят все позабыли, завтра найдем в лучшем случае половину. Значит, не ради них пошли со мной аланы.
Я вызвался дежурить в первую половину ночи. Меня отговаривали, но я шутя прикрикнул. Со мной шутя согласились. Мне, «сове», не в напряг посидеть часов до трех ночи у костра. К утру спать буду хотеть так, что сразу засну и на попоне, постеленной на земле. Я сидел на упавшем сухом дереве, подкидывал прутом в костер недогоревшие головешки и думал о том, чем бы сейчас занимался в двадцать первом веке. По моим прикидкам, стоял бы под погрузкой-выгрузкой в Шанхае. Вечером ко мне пришла бы стивидорша, тридцатиоднолетняя китаянка, разведенная, порядочная женщина: деньги берет не как плату, а как подарок. Судя по тому, кто сколько получал удовольствия, подарок должен был вручаться мне. Но там все равно некуда было девать деньги. Яхта уже имелась.
Слева от меня и немного дальше от костра лежал Гарри, переваривал конину, которой наелся до отвала. И тоже смотрел на огонь. Интересно, о чем он думает? Вспоминает свою собачью жизнь на рынке до встречи со мной?
И Гоару не спалось. Он присел на ствол дерева рядом со мной. Долго молчал, решаясь произнести сокровенное, потом грустно произнес:
– Я мечтал об этом всю жизнь.
Без мечты жизнь теряет смысл.
– Скоро твой род станет таким сильным, что будет жить по обе стороны этого леса, – подсказал ему новую.
– Я не доживу, – с улыбкой ответил Гоар.
Мы потеряли в лесу не меньше двух десятков коров и телят. Аланы спешили домой, поэтому искали их без особого энтузиазма. Я тоже плюнул на них: хватит и тех, что остались. Плюс гуннские лошади, плюс их оружие и доспехи. Одна шестая всего этого моя. И еще доли Скилура и Палака. Они считают себя членами моей семьи, поэтому должен заботиться о них и, следовательно, распоряжаться всем их имуществом по своему усмотрению. Лишь бы у них было по коню, гуннскому луку, мечу и какому-нибудь доспеху. Ну, и, конечно, кормил их. Остатки конины аланы и скифы порезали на полосы примерно сантиметровой толщины и положили под седла. Я читал, что кочевники так делают, чтобы оно стало мягче, а потом едят. Но не сырым, как писали эти псевдоисторики. На привале мясо поджарили на углях, как шашлык. Оно было мягким, сочным, даже вкуснее свежего.
На соляных промыслах нас встретили, как героев. Алена от счастья плакала и всё повторяла: «Мой муж – великий воин!» Ударение на слове «мой». Недовольны были только два пантикапейских гота, которых я отказался взять в набег, потому что остались без добычи. Я пообещал им по жеребцу, если доработают на меня до конца сезона. Как мне сказал Гунимунд, обзавестись конем – мечта каждого охранника. У охраняющих верхом резко повышаются самоуважение и зарплата. Гунимунд потерял своего коня в прошлом году. Поэтому и перешел служить ко мне: с другими купцами пришлось бы сезона три зарабатывать на нового, а я – фартовый, как он понял по шраму на моем животе. Вот уж не думал, что мою болезнь, мое несчастье, кто-то сочтет удачей! Получается, что гот прав: теперь у него сразу два коня и еще добычи на пару. У Гунимунда двое взрослых сыновей, которые теперь смогут наняться в армию кавалеристами. Там жизнь спокойнее, чем охранять купцов.
Я ненадолго задержался на промыслах, чтобы обменять четырех бычков на соль. Так и не понял, брали их на мясо или собирались сделать волами, но попросили именно бычков-двухлеток. Погрузив соль, поехали вслед за аланами к их стойбищу. Там поделим добычу, отметим удачный поход и отправимся в Херсон.
17
Аланы проводили меня до самого Херсона. По пути остановились на сутки в готской деревне, где я обменял телят на парусину, пеньку и веревки разной толщины. Груз был легкий. Часть набил в кибитки, остальное навьючил на лошадей. Трех телят двухлеток подарил семье бывшего хозяина арбы. Предполагал, что старик заартачится, поэтому договорился с его невесткой, чтобы утром принесла нам свежего молока, и заплатил за него телятами. Она не возражала. Я посоветовал ей не идти в деревню, пока наш обоз не скроется из виду.
Остановились на постоялом дворе Келогоста. Мы с Аленой заняли на втором этаже светлую и уютную комнату с собственным очагом. Остальные поселились внизу, в складских комнатах, рядом с товаром, выгруженным из кибиток, арбы и с лошадей, которых вместе с волами и бычками скифы отогнали на пастбище. Семен с женой, которую я назвал Валей, поселились внизу в складской комнате вместе с товаром на продажу. Ее сын, названный мною Толей, и его друг, получивший имя Ваня, заняли соседнюю, где были сложены материалы на будущее судно. Аланы остались ночевать во дворе. Впрочем, ночевки, как таковой, не было. Я приказал забить одного бычка, купил вина у Келогоста, и мы отметили благополучное прибытие. В мероприятии приняли участие все, кто в это время был на постоялом дворе, включая рабов. Утром аланы уехали. Договорился с ними, что будем держать связь через Келогоста.
– Не знаешь, кому можно продать оптом весь товар, лошадей и телят? – спросил я славянина.
Продавать в розницу у меня не было ни желания, ни времени.
– Знаю, – ответил Келогост. – Сейчас пошлю Дулона за ними.
– Пусть после обеда придут, – попросил я. – И еще мне нужно снять жилье до весны. Что посоветуешь?
– Живи у меня, – ответил он. – Возьму недорого. Зимой у меня постояльцев практически не бывает, сможете занять столько комнат, сколько захотите. И на твоих волов сена хватит, я запасся им.
– Волов я продам после того, как заготовлю лес на парусник, – сообщил я.
Я ему во время пира рассказал, что собираюсь переключиться на морские перевозки, как более выгодные и менее рискованные. На счет выгодности он согласился, а вот по поводу меньшего риска у него были сомнения.
– Помогу найти покупателя, – сразу предложил он. – А мне дров не привезешь в счет оплаты?
– Почему нет?! – произнес я.
На стапеле, принадлежавшем пожилому греку, я застал только хозяина. Баркас они построили, больше работы пока не было, поэтому он распустил рабочих. Звали его Эвклид. О тезке математике он не имел ни малейшего представления, но имя получил не зря – считал быстро. Я уже привык считать за всех, поэтому приятно удивился. И он удивился, что я считаю быстрее него. Но еще больше, когда рассказал ему, какое судно хочу построить. Его сразу насторожило, что длина будет шестнадцать метров, а ширина всего три двадцать. Я решил подстраховаться, остановился на пяти к одному, не строить совсем уж гоночную яхту.
