Странники моря - Джек Лондон
— Раз он идет, и мы идем, — крикнул один из матросов с сверкающими глазами.
Команда пробормотала свое согласие и двинулась на бак.
— Одну минуту, капитан, — сказал Мак-Кой, когда тот поворачивался, чтобы отдать распоряжения штурману. — Я сначала должен съехать на берег.
Мистер Кониг был точно громом поражен и глядел на Мак-Коя, как будто тот был сумасшедшим.
— Съехать на берег, — воскликнул капитал. — Для чего? Это отнимет у вас три часа, если вы поедете туда в вашем челноке.
Мак-Кой измерил глазами расстояние до берега и кивнул головой.
— Да, сейчас шесть часов. Я доеду не раньше девяти. Население острова не может быть собрано раньше десяти. Так как ветер посвежеет ночью, вы можете подняться против течения и подобрать меня завтра на рассвете.
— Во имя разума и здравого смысла, — прорвало капитана, — для чего вам нужно собирать народ. Разве вы не понимаете, что судно под нами горит?
Мак-Кой был спокоен, как море летом, и гнев капитана не произвел на него ни малейшего впечатления.
— Да, капитан, — проворковал он своим голубиным голосом. — Я понимаю, что ваше судно горит. Потому-то я и иду с вами на Мангареву. Но я должен получить разрешение итти с вами. Это наш обычай. Население имеет право подавать голос за или против моего отъезда. Но они дадут разрешение, я знаю.
— Вы в этом уверены?
— Вполне.
— В таком случае, если вы уверены, что вам дадут разрешение, к чему затруднять себя его получением? Подумайте о задержке на целую ночь.
— Это наш обычай, — был невозмутимый ответ. — Кроме того, я — губернатор, и я должен сделать распоряжения об управлении островом в мое отсутствие.
— Но ведь до Мангаревы всего двадцать четыре часа ходу, — возразил капитан. — Вы вернетесь к концу недели.
Мак-Кой улыбнулся своей широкой, благосклонной улыбкой.
— В Питкэрн приходит очень мало кораблей, а когда они приходят, то обыкновенно по дороге из Сан-Франциско иди кругом мыса Горна. Мне повезет, если я попаду назад через шесть месяцев. Я могу пробыть в отсутствии год, и мне может быть придется ехать в Сан-Франциско, чтобы найти судно, которое доставит меня обратно. Кроме того, у вас недостаток в нище. Если вам придется пересесть в лодки, и погода будет плохая, может пройти много дней прежде, чем вы достигнете земли. Я могу привезти завтра две лодки, нагруженные съестными припасами. Лучше всего будут сушеные бананы. Когда ветер посвежеет, идите к берегу. Чем ближе вы будете, тем больший груз я могу захватить с собой. До свидания.
— Почем я знаю, вернетесь ли вы утром? — спросил капитан, пожимая ему руку и не выпуская ее. Он, казалось, цеплялся за нее. как утопающий моряк цепляется за спасательный круг.
— Да, вот именно, — воскликнул штурман. — Почем мы знаем, может быть, он удирает, чтобы спасти свою шкуру?
Мак-Кой не говорил. Он глядел на них ласково и благосклонно, и им казалось, что его огромная духовная уверенность сообщается им.
Капитан отпустил его руку, и, окинув команду прощальным благословляющим взглядом, Мак-Кой перелез через борт и спустился в свой челнок.
Ветер свежел, и «Пиренеи», несмотря на грязный киль, ушла на полдюжины миль от западного течения. На рассвете, имея Питкэрн на расстоянии трех миль к наветру, капитан Давенпорт различил две лодки, приближавшиеся к нему. Снова Мак-Кой взобрался на судно и прыгнул через борт на горячую палубу. За ним следовало много свертков сушеных бананов, каждый завернутый в сухие листья.
— А теперь, капитан, — сказал он, — поднимайте паруса и гоните, если хотите спастись. Видите ли, я не моряк, — объяснил он несколькими минута ми позже, стоя на корме с капитаном, взгляд которого переходил сверху за борт, определяя быстроту хода «Пиренеев». — Вы должны доставить ее до Мангаревы. Когда вы увидите землю, я введу шкуну. Как вы думаете, с какой скоростью мы идем?
— Одиннадцать узлов, — отвечал капитан, бросив взгляд на пенившуюся за кормой воду.
— Одиннадцать. Дайте мне сообразить; если мы сохраним такую скорость, то будем в виду Мангаревы завтра утром, между восемью и девятью часами. Мы выбросимся на берег в десять, самое большее в одиннадцать часов. И тогда все ваши беды кончатся.
Капитан был в страшном напряжении от управления своим горящим судном в продолжении более, чем двух недель, и он начинал чувствовать, что с него довольно.
Более сильный порыв ветра ударил ему в затылок и просвистел мимо его ушей. Он измерил его силу и быстро взглянул за борт.
— Ветер все усиливается, — объявил он. — Ход старухи теперь ближе к двенадцати узлам, чем к одиннадцати. Если так будет продолжаться, нам придется убавить парусов вечером.
Весь день «Пиренеи» со своим грузом огня неслась по пенящемуся морю. При наступлении ночи бом-брамсели и брам-стеньги были убраны, и судно неслось в темноте, а за ним ревели огромные, увенчанные гребнями волны. Благоприятный ветер производил свое действие и прояснил лица на корме и на баке. На второй ночной вахте какая-то беззаботная душа затянула песню, а к восьми склянкам пела уже вся команда.
Капитан Давеяпорг приказал принести свои одеяла и разостлать их на каюте.
— Я забыл, что такое сон, — говорил он Мак-Кою. — Я не в силах больше держаться на ногах. Но разбудите меня во всякое время, когда найдете это нужным.
В три часа утра он был разбужен легким подергиванием за руку. Он быстро поднялся, опираясь на люк, еще отупелый от крепкого сна. Ветер гудел свою боевую песню в такелаже, и буйное море трепало «Пиренеи». Шкуна ныряла то одним бортом, то другим, при чем открытая часть нижней палубы почти все время заливалась водой. Мак-Кой кричал что-то, чего капитан не мог расслышать.
— Теперь три часа, — послышался голос Мак-Коя. — Мы прошли двести пятьдесят миль. Остров Кресчент в тридцати милях, где-то прямо впереди. На нем нет огней. Если мы пойдем дальше, мы наскочим на него.
— Что же вы думаете,— лечь в дрейф?
— Да, лягте в дрейф. Это нас задержит только на четыре часа.
Так «Пиренеи» со своим огненным грузом легла в дрейф, борясь со штормом и выдерживая натиск вздымающихся волн.
