Владимир Коваленко - Боевые паруса. На абордаж!
– Да она тоже охотится, – заметил вдруг граф и спросил, обращаясь к хищнице: – Не желаете ли к нам присоединиться, сеньора? Как королевский советник города Севильи, я даю вам такое же дозволение, как если бы вы были приглашены с самого начала. Вашу добычу погрузят в обоз и запишут за вами.
Рысь поняла, что убивать ее почему-то не хотят, вновь перехватила ушастую тушку, величаво развернулась и проследовала в кусты.
– Не доверяет писарям, – объявил граф печально. – Даже рыси знают, что в Севилье воруют…
Вокруг рассыпался мелкий подобострастный смех. Советник продолжил:
– Гончих придержите, не то нападут на мою новую знакомую. Часа, полагаю, будет довольно.
У великих людей бывают слабости – не только желудочные. Недавно почивший кардинал Ришелье, к примеру, верил в амулеты. Многие из римских пап с интересом просматривали гороскопы – за что прочим добрым католикам полагалась суровая епитимья в инквизиционной тюрьме. Поверья гуляют по простонародью, забавно смешивая старинные обычаи и краем уха зацепленную латинскую ученость.
Про то, что всякая рысь – ясновидящая, приметили еще древние языческие греки. Христиане дополнили греческое поверье, заметив, что голубые от рождения глаза рысей с возрастом желтеют. Это было истолковано так, что рысь способна приносить небесную мудрость на землю. Нужно только уметь читать в ее глазах. И если дочь Бланки де Теруан палит в воздух, спасая хищницу…
– Что ты прочитала?
– Ваше сиятельство, вы о чем?
– Ты увидела пророчество в глазах зверя, так? И что прочла?
Наружно весел. Внутри – ждет. Ждет слов, подкрепленных именем Аристотеля, Галилея – итальянцы даже Академию свою назвали Accademia dei Lincei, академией рысьеглазых – и Бланки де Теруан, что спасает его желудок от колик. А скажи ему правду…
– Прочла. У нее в глазах было написано: если я не принесу кролика, у меня в логове сдохнет от голода пара рысят.
– Не хочешь открыть. Значит, боишься, что не сбудется. Значит, хорошее! – сделала пируэт мысль графа. – Может, жениха насмотрела?
Граф уже шутит. Ему даже чуточку стыдно – за суеверность.
– И вы туда же, ваше сиятельство. Неужели отец с вами не говорил?
– Про два года? А как же… Кстати, два года – это мало. Даже во Фландрии, где надо бы считать месяц за год. Так не считает разве королевское казначейство. Так не пора ли тебе учиться быть титулованной дамой?
Руфина глазами похлопала и выдала:
– У меня уже есть титул. Я астурийка. С позволения вашего сиятельства я вернусь к подруге?
И отстала – под добродушный хохот городского советника Севильи. Как всегда, оттененный издаваемым угодниками эхом.
Главная часть охоты – не стрельба по зверям. На привычном месте, не меняющемся из года в год, распялены на столбах и канатах широкие тенты. Так, чтоб заслоняли солнце, но ветру не мешали. А вот под ними – все готово. Охотникам отведены места, и записанная за ними дичь – не вся, но та, о которой осведомились отдельно – освежевана, натерта солью и насажена на вертелы.
В прежние времена вышивка платьев и камзолов заставила бы полевые цветы поникнуть от зависти. В последние годы городская охота Севильи опускается на отдых подобно стае воронов. Все в черном. Только блеснет изредка ниточка серебряной вышивки, да иную ворону воротник и манжеты превратят в сороку.
Руфина и Ана – как раз парочка из вороны и сороки. Впрочем, если довести сравнение с птицами до конца, то вокруг них слетелись скворцы да голуби, которым яркое закрыто, а черное с белым – не по чину. Вот оно, «обучение на даму»: граф прислал целую бригаду вышколенной прислуги. Старшая над толпой лакеев и служанок, сухая пожилая женщина, похожая на образ классической дуэньи, отмела все попытки отказаться от непрошеной услуги.
– Мы и так столько лет без дела, – сообщила, – вот аккурат со смерти хозяйки. Его сиятельство нас не гонит, но и работы, кроме как вытирать пыль в комнатах покойной супруги, не задает. А мы хотим быть полезными! Я Магдалена Риос, горничная госпожи. А сегодня – ваша.
Ну, с ней понятно: второй человек в доме после дворецкого – и не говорите, что в особняке знати главные хозяева, – и совершенно никакого повода показать власть! На остальных лицах Руфина готова была прочесть послушное недовольство. Не столько легким сумасбродством хозяина, он господин, ему положено, но излишним напором камеристки. Увы… Только радость застоявшегося жеребца, увидевшего просторный выгон спущенной за зайцем борзой.
«Заприслуживают. Насмерть», – мелькнуло в голове. А тут Ана округлила глаза и принялась восторженно рассматривать Руфину.
– Нет, – твердо заявила та. – Это просто дружеская шутка. Сеньора – личная горничная ее сиятельства…
– Сеньорита, если вам угодно, – сообщила та, – но уместней будет называть меня моей фамилией безо всяких дополнений.
– … исполняйте распоряжение хозяина. Только замените, пожалуйста, меня вот на эту сеньориту. Которой подарок графа действительно доставит удовольствие. В отличие от меня.
– Приказано позаботиться именно о вас. «Донья Руфина де Теруан. Вон, высокая черноглазая блондинка с челюстью инфанты», – процитировала.
Взгляд Аны стал опасным. То ли ее тут, на месте, от восторга с завистью пополам разорвет. То ли она – и ее язык – поживут еще немного. И тогда самой Руфине – хоть вешайся. Ну почему старые солдаты так неосторожны на язык? Да, у королевской семьи тоже массивные подбородки. По той же причине: Габсбурги тоже северяне, только не из Астурии, а из Фландрии! Так что граф отчасти прав, но такой комплимент, похоже, поссорит ее с единственной подругой. Бедняжка пришла ловить женихов – а тут к ней словно привязана уже не дылда-уродина, а девушка, похожая на дочь короля… И на кого обратят внимание кавалеры? Стоп. Так это он нарочно!
– Его сиятельство добавил – с медалями города за арбалетную и пулевую стрельбу? – Руфина потянула цепочки.
– Нет, хозяйка, – временная личная горничная улыбается.
– Тогда вы обознались.
– О вас. Его сиятельство иногда бывает немного забывчив. Кстати, вам полагается обращаться ко мне на «ты».
– Не обо мне. Видите ли, я могу начать отстреливаться.
Руфина действительно вытащила пистолет. Проверила пружину – не взведена ли. Выдула порох с полки. Спицей с крючком на конце выудила из ствола маленький мешочек.
– Дробь, – сообщила, – на зайца и птицу.
Развинтила один из апостолов. Вынула другой мешочек. Показала. Улыбнулась. Сунула в дуло, прибила шомполом.
– Соль, – объяснила. – Всегда беру на подобные увеселения. Ведь никогда не знаешь наперед…
– Я намерена выполнять распоряжение его сиятельства любой ценой. Даже если у вас, хозяйка, в пистолетах будут пули.
