Владимир Коваленко - Боевые паруса. На абордаж!
Когда-то Руфина гадала, от кого у ее семейства такая награда. Печать. Знак породы. То ли древняя, от последних вестготов, что удержали мавров близ ущелья Ковадонги. То ли старинная, от воинов Джона Гонта. Подумать только, англичане являлись в королевства сии не врагами, но друзьями, союзниками и родственниками! Точно не скажешь, настолько далеко отец с матерью родословные не помнят. А бумаги горят во время мавританских набегов, даже золоченые дворянские грамоты. Что ж, она привыкла гордиться лицом северянки и в ответ на оценивающие взгляды ярких южанок и точеных кастилиек задирать повыше длинный нос.
У Руфины тоже дела! Но приходится ждать, пока на пост к девице на выданье вернется брат или жених.
Увы, первым оказался брат. Сияющий, как полуденное светило.
– Знаете, с кем меня познакомил Гаспар? С генеральным интендантом армады береговой охраны! Впрочем, он совсем не весел – у них много хлопот, придется потесниться. Скоро приходит отозванная из Индий armada de Barlovento[17]. Ей понадобятся причалы и доки. На месяцок. Потом – в Ла-Корунью.
«А потом – в огонь, – закончила Руфина про себя. – А суперинтендант твой их обворует перед смертью. Самое же странное – то, что их вообще отозвали! Два галеона, полдюжины кораблей поменьше. Что они сделают?»
Увидев, как дама нахмурилась, дон де Рибера постарался принять воинственный вид. Защитник!
– Да, некоторое время город будет наводнен неотесанной солдатней из колоний, приличным женщинам из домов лучше бы и не выходить иначе, чем в сопровождении человека с твердой рукой! Твой отец, конечно, сделает все возможное, но…
– Но?
– Но он уже совершил ошибку, назначив в порт алькальдом поэта! Да еще Гонгориной школы. Этот кабан, мало того, что стихи пишет не испанским языком, а на полулатинской непонятчине, так и в порту оттоптал ноги многим приличным людям.
– Эта «непонятчина», вообще-то, и есть литературный испанский, – заметила Руфина.
– Да ты хоть слышала его стихи? Он же пока не печатался. Только в Академии зачитывает. И студентам своим.
– Слышала. Те, в которых он страдает от любви к монашке. Вот ведь не повезло человеку!
– Не повезло. Любить он, кажется, не способен в принципе. Только шляться по заведениям, кои я и упоминать не хочу! А в стихах упражняется на избранную тему.
Руфина вздохнула. Молодой человек кое-что понимает в стихах. К сожалению, выбрал не ту сторону поэтического сообщества!
– Значит, ему просто не попалась такая, что растопила бы в ученом сердце лед наук, – заметила Ана. – Интересно, что бы тогда написал сухарь академик?
– Что-нибудь заумное или похабное. Иного он не умеет.
– А то послание монашке?
– Исключение! Ну, ему стало неловко, что та ему написала великолепное посвящение. Мало, что на книге стихов, превосходящих его собственные на голову, так и само в стихах. И весьма лестных. А остальное… Скажу по секрету – знакомый книготорговец мне сообщил, что его первый сборник, изданный каким-то генуэзским безумцем, называется «Портовые сонеты»! Разумеется, ему удастся продать не больше одного томика!
– А один-то кто купит? – поинтересовалась Руфина. – Если это такая гадость!
– Я, – сообщил де Рибера, – мне интересно, что он там накропал.
В прищуренных глазах Аны сверкнуло: «Мне тоже». Ведь нет ничего более утонченного, чем строгая и возвышенная форма сонета. И ничего более низменного, чем порт. Как это можно совместить?
– Это все занимательно, – подытожила Руфина, – но, сдается мне, что у его сиятельства королевского советника заканчиваются выстрелы. Непорядок!
И тронула лошадь пяткой, чтоб та пошла скорей. Догонять тех, кто стреляет – нестись, очертя голову. Можно и сломать – если попадется кротовая нора! Зато – ветер в лицо, брызги, взлетающие из перегородившего дорогу ручья. Аж в лицо плеснуло! Аж поднялся столб, похожий на белесую радугу! Вслед за брызгами – терпкий пороховой дым. Привычный… и почти неправильный!
Окружение графа разомкнулось. Руфину знали. Дочь крупного чиновника и дамы, которая, безусловно, забросила прежнее сомнительное ремесло. Достойная особа…
Подвезти начальству отца перевязь с деревянными апостолами – вполне невинное деяние. Позволяющее девушке немного покрутиться среди сильнейших людей города. Всем все понятно? Вот и хорошо!
– Граф, у вас заканчиваются заряды. А я еще не видела достойной выстрела цели… Не желаете моих патронов? Эти, например, снаряжала мама.
Граф протянул руку.
– Давайте. Как раз на кабана или косулю!
– И все-таки мама просит ваше сиятельство не злоупотреблять недожаренным мясом. Как, впрочем, и угольками…
– Я вовсе не собираюсь провести завтрашний день, страдая животом… Ну, как ваши успехи? – умеет граф переменить тему, с неприятной на полезную. И прервать лишний разговор. Пока тот не вышел за рамки обычного. Женщины стреляют мало, мужчины – много. У графа закончились выстрелы, у алькальдовой дочки остались лишние. Почему не поделиться? И только… Что на деле содержится в паре деревянных «апостолов», охочей для слухов разряженной толпе лучше и не догадываться.
Что ж, ружья поговорили, пора размять ноги и собакам с лошадьми… Рука графа поднимается, чтобы дать сигнал псарям – как прямо под копыта его жеребца вылетает серый комок шерсти и когтей.
Гончие рвутся со сворок… А перчатка насквозь промокла – и кажется, что это не вода ее пропитала, а кровь! Знак? Рука рвет из ольстреди пистолет… Зверь стоит смирно, только ветер колышет кисточки на ушах. Думала – бросится, нужно кого-то спасать? Вот ее и спасай, рыжую – под брюхом у рыси полные соски. Не может рысь настолько оголодать, чтобы ловить кроликов на глазах у охоты! На такой риск она пойдет, только если ищет пропитания не себе. Верней, не только себе, ибо она и есть корм для рысят – пока те сосут молоко.
Собак не успели спустить. Воздух рванул звук выстрела. И девичий крик:
– Не сметь!
Такое уже не скрыть. Уже летят скороговорки:
– Увидела! Материна кровь!
– Что?
– Рысьи глаза!
– Знак Господень…
– Ведьмовство…
Рысь так и стоит напротив всадников. Надрываются лаем гончие, что так и не получили воли догонять и рвать. Сторожко фыркают лошади. С надеждой смотрят люди. Зверь стоит, в янтарных глазах посверкивает искорками насмешка. Эти все – на меня? Не много ли чести, дамы и кавалеры, для существа немного больше домашней кошки?[18]
Рысь не отводит высокомерный взгляд от странных двухголовых чудовищ о шести лапах, убивающих огнем и собаками. Поудобней перехватила кролика. Тоже не знает, что делать. Убегать – безнадежно, драться – тем более. Остается стоять и смотреть, словно пулю можно удержать парой вертикальных зрачков.
