Крушение шхуны "Графтон" - Ф. Е. Райналь
Этот проект был всеми одобрен и принят. Товарищи чувствовали также, как и я, необходимость организовать наше маленькое общество, и потому охотно приняли проект. К нему прибавили следующую статью.
6) Общество имеет право переменить начальника, ежели он будет злоупотреблять своею властью, или будет пользоваться ею для личных выгод.
Это было необходимо, потому что каждый человек, избранный равными себе в начальники, мало-помалу делается деспотом; этот параграф был тем более применим к нашему обществу, что президент нашей республики не имел армии, которая бы поддержала его честолюбивые замыслы. Надо признаться, что во все время, пока мы жили вместе, не пришлось употребить его в дело.
Мы написали правила на белых листках Библии Мусграва.
Каждое утро мы должны были их читать перед молитвой. Потом все мы, положив руку на святую книгу, поклялись исполнять в точности постановленные нами правила. Для нас это не было простой формальностью. В этом добровольном обязательстве было что-то торжественное.
Оставалось выбрать начальника. Я предложил старшего из нас — Мусграва; все подтвердили мой выбор.
С этой минуты он за столом занимал первое место и был избавлен от стряпни. Алик, Джорж, Гарри и я взялись за это дело; мы должны были поочередно варить кушанье. Каждый был поваром в продолжении недели.
Я захотел показать пример подчинения нашим новым правилам, и просил, чтобы мне позволили тотчас же заняться хозяйством. Товарищи ушли на охоту; Мусграв взял ружье; остальные дубины и ножи. Мы только что позавтракали, и я принялся мыть посуду.
Я это делал серьезно и внимательно, вполне проникнутый важностью моего занятия. Это покажется смешным, однако ж это было так. Может быть это поймут, когда я напомню, что у нас было всего пять фаянсовых тарелок, из которых одна была треснута.
На ней обыкновенно ел тот, кто бывал поваром. Потеря одной из тарелок была бы для нас всех, и особенно для того, кто бы разбил ее, ужасным лишением. Я думаю, ни с одним драгоценным севрским или саксонским сервизом не обращались так бережно. Я чувствую удовольствие и почти гордость при воспоминании, что четыре человека поочередно мыли посуду по три раза в день в продолжении девятнадцати месяцев с половиной и ничего не разбили.
Остальная часть нашей хозяйственной посуды не была такой ломкой. Она состояла из нескольких железных ложек и вилок, трех железных котлов, в числе которых я считаю большой котел, нескольких чашек из эмалированного железа, сковороды и чайника. Конечно, у нас не было скатерти, но благодаря мылу и воде, стол бывал необыкновенно чист.
Когда в хижине все было прибрано, то я отправился на рыбную ловлю, чтобы прибавить кушанье к нашему обеду; мне так хотелось, чтобы товарищи были довольны своим новыми поваром. В моем сундуке я нашел пять или шесть лес с заржавленными крючками и удочку, которую я иногда употреблял в Сиднее; я взял с собой удочку, лесы, мешок, и отправился к небольшому мысу, на который я потом часто ходил ловить рыбу. Товарищи прозвали его по этому случаю мысом Райналя.
Место было хорошее, также как и время года, и я поймал несколько рыб; по большей части это была треска, которая пряталась от тюленей под выступом скалы, и набрал несколько сот ракушек.
Я поймал несколько рыб.
Охотники были в восторге от рыбы. В этот раз никто и не попробовали тюленьего мяса. Жареная рыба и вареные ракушки всем очень понравились.
Вечером Мусграв предложили как-нибудь назвать нашу хижину. Прибрали пять названий; каждый доказывал, что его — лучшее. Чтобы положить конец спорам, я предложили написать все имена на бумажках, свернуть их, положить в шляпу и вынуть одно. Это было тотчас же исполнено и Джорж, младший из нас, вынул одно наудачу и развернул; на бумажке стояло: Эпигуайт, это название написал Мусграв. Оно на северо-американском языке краснокожих означало: подле берега, или скорее, подле большой воды. С этих пор я буду называть Эпигуайтом наш дом, и даже холм, на котором он стоит.
В этот вечер у нас было много нововведений. Предвидя, что нам придется просиживать длинные зимние вечера (время года, когда дни очень коротки на Аукландских островах, и когда холод не позволяете выходить из комнаты), мы придумали полезно проводить время. Даже летом мы должны были зажигать очень рано наши лампы, потому что дверь постоянно затворяли, чтобы в хижину не налетали мухи, а маленькие окошки пропускали очень мало света. Когда мы окончили починку платья и внутреннюю отделку в хижине, у нас осталось очень много свободного времени. Мне пришло на мысль устроить вечерние занятия. Гарри и Алик не умели ни читать, ни писать, мы их стали учить. В свою очередь, они учили нас своим родным языкам. Джорж, который получил первоначальное образование, занимался под нашим руководством математикой. Я давал уроки французского языка. Все с такой радостью приняли мое предложение, что хотели тотчас же исполнить его. С этого же вечера мы поочередно бывали и учителями, и учениками друга друга. Эти новые отношения нас еще более сблизили, постоянно то унижая, то возвышая друг перед другом, они поставили нас на один уровень и установили полное равенство между нами.
Мы хотели соединить с полезным приятное; нам можно было позволить себе развлечение, и мы в следующие вечера сделали несколько игр.
Из куска доски, очень ловко просверленной, и маленьких обточенных палочек, Мусграв создал игру — solitaire. На другом куске доски — побольше, я нарисовал шахматную доску; одни четырехугольники раскрасил белой, а другие черной краской.
Вместо красок я употребил известь и сажу, распущенную в тюленьем жире. Я вырезал перочинным ножом шашки из двух тонких реек; одна была красная рейка, другая белая.
Мой перочинный ножик! Позвольте мне сказать о нем несколько слов! Он столько услуг оказал мне! Он служил мне в то время, как я был рудокопом; он был со мной в Австралии. Теперь я его нашел в одном из углов моего сундука, где он лежал заброшенный после нашего отплытия из Сиднея. Слава Богу, что ржавчина, покрывшая его, не успела испортить лезвия, потому что с тех пор, как я нашел его, он постоянно был в работе, и какой еще! В этом ножике есть маленькая пила. Ей мы отпиливали доски для хижины, для постелей и для другой мебели, и не сломали ни одного зубца. Мало ли еще для чего служил мой ножик! Он был и серпом, и ножницами, и шилом, и
