Юрий Шестера - Приключения поручика гвардии
— Безусловно. Просто англичане заранее приняли кардинальные меры предосторожности.
— Вот именно, — с грустью ответил Андрей Петрович, теребя в руках кустик черемши.
И они снова направились к купели.
— Благодать! А главное, в ней никакой гнус не страшен.
Вечерело. Бодрые после купания в горячем источнике матросы поставили паруса, и баркас лег курсом на Петропавловскую гавань.
* * *Из Новокамчатска прискакал камчатский губернатор генерал-майор Кошелев. По бездорожью он преодолел семьсот верст всего за две недели, спеша увидеть соотечественников и соскучившись по общению с ними в своей Богом забытой губернии. Он радостно приветствовал Резанова и Крузенштерна, источая радушие гостеприимства. И сразу же распорядился выделить для экспедиции свежего мяса и рыбы.
— Вот только, к сожалению, мы не можем заготавливать рыбу впрок из-за недостатка соли. Она у нас большая редкость и стоит четыре рубля за фунт, да и за эту цену купить негде, — извинялся он. — Так что снабдить вас в плавание соленой рыбой мы не сможем, хотя свежей рыбы у нас практически неограниченное количество. Да какой рыбы! Лосося, о котором в Петербурге если и слыхивали, то далеко не все. Я уже не говорю о красной икре. Лучшей закуски под охлажденную водочку и быть не может, — горделиво закончил он свой экскурс в гастрономические тонкости гурманства. — Но я все-таки угощу вас этим деликатесом. Из небольших личных запасов, разумеется.
Поэтому Крузенштерну не удалось запастись провизией в нужном количестве для плавания в Японию, куда он должен был доставить торговую миссию полномочного посланника камергера Резанова. Пришлось опять рассчитывать только на солонину и сухари, заготовленные еще в Петербурге, так как запасы свежей рыбы вскоре испортились, и их пришлось просто-напросто выбросить за борт. Но во время стоянки в Петропавловске команда вволю питалась и свежим мясом, и свежей рыбой.
Наконец-то разрешился вопрос и с Кабри. Губернатор по рекомендации Крузенштерна с удовольствием взял его к себе на службу в качестве лакея. В те времена считалось модным иметь в барском доме слугу-француза.
Глава V
Миссия Резанова
Наконец-то паруса и такелаж были приведены в порядок, команда отдохнула после длительного перехода от Нукагивы до Камчатки, и Крузенштерн, довольный, что уложился в график, предписывавший к осени быть в Нагасаки, порте Японии, куда разрешалось заходить иностранным судам, да и то только голландским, с легким сердцем покинул Петропавловскую гавань.
«До свидания, Камчатка! Мы еще вернемся сюда», — мысленно простился Андрей Петрович с необжитым пока еще диким краем, к которому уже успел прикипеть душой.
Почти сразу же после выхода из Авачинской губы в океан заштормило, да так, что некогда было любоваться красотами громад горных цепей, молчаливо сопровождавших «Надежду», шедшую курсом на юг. Порывы ветра необычайной силы постоянно сбивали судно с курса, и приходилось идти переменными галсами с зарифленными парусами для уменьшения их площади. Это изматывало команду.
А тут еще обнаружилась течь в носовой части шлюпа, устранить которую в штормовых условиях никак не удавалось, и матросы подвахтенных смен выбивались из сил, непрерывно откачивая ручными помпами забортную воду, поступавшую в подпалубные помещения.
И так продолжалось в течение двух недель, показавшихся вечностью. Это было новым испытанием за время долгого плавания, сравнимым разве что с бурей у мыса Горн.
Андрей Петрович после очередной вахты на уходящем из-под ног мостике буквально падал в изнеможении на кровать в своей каюте, несмотря на молодость. Фаддей Фаддеевич был в таком же состоянии, а Григорий Иванович, естественно, вообще выбыл из строя, не покидая каюты даже на время приема пищи. Так что о былом общении друзей не могло быть и речи. Это тебе не плавание в благодатных тропиках, о которых теперь вспоминалось, как о милости Божьей.
Но всему бывает конец. Ветер стих, тучи рассеялись, и измученные моряки наконец-то увидели долгожданное солнце. И только зыбь, мерно покачивающая судно, напоминала о бушевавшем жестоком шторме. Заметно потеплело, и настроение команды как-то сразу изменилось. Посыпались шуточки, и даже откачка воды не казалась уже таким изнурительным делом.
И «Надежда» с наполненными ровным ветром парусами устремилась к берегам загадочной Японии.
* * *А Япония до настоящего времени действительно оставалась загадкой для европейцев. Первые же попытки европейских морских держав, в первую очередь испанцев, португальцев и голландцев, проникнуть на ее территорию были встречены японцами очень настороженно, и они решили раз и навсегда оградить свою страну от нашествия иноземцев. Поэтому еще в 1638 году их правительство постановило:
«На будущее время, доколе солнце освещает мир, никто не смеет приставать к берегам Японии, хотя бы он даже был послом, и этот закон никогда никем не может быть отменен под страхом смерти».
Но так как европейские товары все-таки были нужны, из этого правила пришлось сделать исключение, согласно которому разрешалось посещать Японию, и то только в единственном порту Нагасаки, голландским купеческим судам, да и то с массой ограничений.
Это очень волновало Резанова, хотя в Петербурге небезосновательно полагали, что японцы наконец-то поймут необходимость и выгодность для них установления дипломатических и торговых отношений с европейскими странами, тем более хотя бы со своим северным соседом.
Крузенштерна же волновало другое. Голландцы отлично понимали всю выгодность их монопольной торговли с Японией. Поэтому они всячески препятствовали проникновению в Европу каких-либо сведений об этой стране, и в первую очередь, морских карт. Вследствие этого европейцы не имели представлений ни о ее конфигурации, ни об особенностях ее береговой линии, ни о наличии опасных для мореплавания мелей и рифов, ни о проливах между островами и характере течений в них.
У него, правда, были японские и китайские карты, добытые каким-то образом одним французским мореплавателем. Но особенно верить им было нельзя, так как они были составлены глазомерно и, по его мнению, очень неточно. Ведь их географы еще не были знакомы с геодезией, а посему вычерчивали их на глазок, не выдерживая ни истинных расстояний, ни точных очертаний прибрежных островов и берегов, без, разумеется, указания каких-либо координат. Именно поэтому он всем нутром опытного моряка предчувствовал, что проход по сложному фарватеру в Нагасаки будет нелегким испытанием и для него, и для штурмана.