Френсис Мэсон - Король абордажа
Замечание де Алькодете о том, что чертовски мало святых или ангелов было замечено при защите Порто-Бельо, вызвало только шокированные взгляды его соседей.
— Завтра, — продолжал губернатор, — я объявляю день поста, молитв и религиозных торжеств и призываю всех жителей в кафедральный собор. Там на нас низойдет благословение Божьей Матери.
Среди одобрительного шепота поднялся дон Амилета, его поседевшая борода растрепалась.
— Да, дон Хуан, пусть каждый в полдень оставит свои дела и пойдет на службу, потому что, как правильно сказал его превосходительство, у нас есть две могущественные силы — благочестие и честь.
Поэтому на следующий день состоялось самое странное зрелище из всех виденных Новым Светом. Жители, с опущенными головами, длинными рядами, с религиозными хоругвями, шли к кафедральному собору. Кашляя от вздымавшейся пыли, они пели гимны и перебирали четки. Мужчины, женщины и маленькие дети; богатые, зажиточные и бедные; негры, белые, индейцы и метисы босиком шли по коричневым булыжникам Плаца Майор и входили в узкий, но вздымающийся вверх неф собора.
Пехотинцы, артиллеристы, лучники и кавалеристы преклоняли колени или в религиозном экстазе смотрели на ряды пылающих свечей и на блестящие украшения, которые поспешно извлекли из тайников. Темноглазые проворные мальчики-служки в алтаре размахивали курительницами, а францисканские монахи пели во славу всемогущего Бога.
Мерседес, преклонившая колени между доньей Еленой и своей сестрой Инессой, чувствовала огромную торжественность происходящего, когда она и окружавшие ее люди осознали всю тяжесть угрожавшей их домам опасности. Пусть лютеран было мало, даже меньшее войско разорило такие богатые и прославленные города, как Маракайбо и Порто-Бельо.
Мерседес окинула взглядом коленопреклоненных горожан, заметила друзей и подруг; там были Арнульфо и Эрнесто ди Пизано с мечами на поясе и маленький Пепе Ибаньес, хотя ему едва исполнилось шестнадцать.
Аббат францисканцев, теперь старшее духовное лицо в Панаме, закончил читать молитвы и, провожаемый взглядами, тяжело поднялся на кафедру.
Он заверил свою паству, что пираты — это от отродья сатаны, проклятые дети Велиала, Аполлиона, Вельзевула, Асмодея и Люцифера, и их легко узнать по острым ушам, шести пальцам на руках и коротким рожкам на лбу.
По толпе пронесся вздох ужаса, но прихожане не были удивлены, потому что до них и раньше доходили такие слухи.
— Каждому из вас, солдаты, кто будет сражаться за нашу Богоматерь, — аббат возвысил голос так, что среди колонн откликнулось эхо, — я обещаю, что в разгар битвы появится ангел и укрепит вашу руку и поднимет вас, если вы упадете!
Де Алькодете и его единомышленники ругнулись про себя.
— Этот идиот нас погубит.
Аббат поднял обе руки:
— Слушайте меня, дети мои. Его превосходительство губернатор выразил желание принести богатый дар в честь нашей непорочной Божьей Матери!
Под любопытный шум, сопровождаемый вытянутыми шеями и гулом голосов, дон Хуан подошел к алтарю. Никогда еще его превосходительство не казался таким величественным и аристократичным в пышном платье черного, золотого и красного цвета. Все видели, что он надел не только все свои регалии, но и драгоценности, стоившие целое состояние.
У алтаря он преклонил колени и громко взмолился о том, чтобы панамской армии была дарована победа над еретиками. Все смотрели, как эта блестящая фигура поднялась, сняла с пальца огромное золотое кольцо, украшенное многими изумрудами и безупречными бриллиантами, и передала его священнику.
— Говорят, что дон Хуан заплатил за него четыре тысячи песо, — прошептала сестре дониселла Инесса. — Разве оно не прекрасно?
Словно магнит, кольцо притягивало внимание всех прихожан. Когда аббат высоко поднял его над толпой, пламя свечей отразилось в нем зеленым пламенем, которое вспыхнуло на весь собор.
— …Я тоже, преподобный отец, хочу сделать подношение. — Старший алькальд пробрался вперед, протягивая золотое с бриллиантами ожерелье.
Раздались дружные крики:
— И я!
— Я приношу в дар эту цепь!
В истерическом порыве прихожане срывали украшения и кидали их на алтарь. Какое-то время аббат, не веря своим глазам, смотрел на растущую гору украшений, которая выросла перед ним, а потом раскинул руки и радостно запел «Те Deum». [66]
Когда служба подошла к концу, панамская армия приготовилась выступить в поход против ужасных пиратов с Ямайки. По вдохновению свыше аббат распорядился поместить обожаемый, чудесной работы образ Богоматери на носилки и пронести по городу.
Жители немедленно узнали статую; разве не ее в течение нескольких веков проносили по улицам каждую Светлую пятницу? И едва завидев священный образ, городские жители становились на колени и обнажали головы.
В нескольких ярдах позади королевского знамени ехал его превосходительство губернатор, довольно безуспешно пытаясь не обращать внимания на судороги в больной подагрой ноге. За губернатором следовали вооруженные силы Панамы, храбрые на вид, но достаточно забавные на взгляд военного человека. Гордость города, его кавалеристы, наклонялись с седел к стоявшим вдоль дороги хорошеньким девушкам, махали им и заставляли лошадей приплясывать. Следом маршировали артиллеристы под предводительством капитана Эрнандо де Мартинеса де Амилеты, который ехал с торжественным видом и не отводил вдохновенного взгляда от знамени святого Жозефа. За скрипящими лафетами промаршировали отряды аркебузиров и пикинеров, а потом негры капитана Пардала.
В город не вошли индейские лучники, поэтому следующий отряд составила городская милиция, набранная среди торговцев, писцов и разнообразных ремесленников. Многие из них уже подрастеряли весь свой пыл и спотыкались под грузом разнообразного оружия. Никто не удивлялся, видя среди них серую или коричневую рясу приходского священника или доблестного монаха, которые отказались покинуть свою паству -в час смертельной опасности.
В крохотной каморке глубоко под землей Дэвид Армитедж тупо размышлял, что происходит наверху. Напрягая слух, он смог расслышать выкрики:
— Пусть только эти английские собаки сунутся к нам!
Английские собаки? Пленники? Атаковать город невозможно. Слишком отупевший, чтобы думать, он оставил дальнейшие догадки. Из-за того, что брат Иеронимо отбыл на борту «Тринидада», о нем совершенно забыли, и он сидел в камере, голодный и умирающий от жажды.
Снова крики. Он поднял грязную, растрепанную голову.
— Смерть Моргану! Долой лютеран!
Морган? С новым приливом сил он уставился в темноту. Морган? МОРГАН! Господь Всевышний, вот оно! Морган собирается атаковать Панаму. Хотя на это ушли почти все его последние силы, изможденный пленник поднял закованные в кандалы руки и затрясся от хохота.
