Бернард Корнуэлл - Властелин Севера

Позади него слуга вел в поводу вьючную лошадь, которая везла четыре больших алтарных креста из сокровищ Кьяртана. Беокка потребовал, чтобы кресты вернули в церковь, и мы не стали возражать: ведь священник доказал, что он герой не хуже любого из нас. А теперь он наклонился к Тайре и что-то увлеченно ей доказывал, а она улыбалась.

— Через неделю Тайра станет христианкой, — сказала мне Гизела.

— Раньше, — отозвался я.

— Что же с ней происходит? — спросила моя возлюбленная.

Я пожал плечами.

— Полагаю, Беокка уговаривает Тайру отправиться в монастырь.

— Бедняжка.

— По крайней мере, там она научится послушанию. И узнает, чем грозит число тринадцать.

Гизела стукнула меня по руке, причинив больше боли себе, чем мне.

— Я поклялась, что если снова тебя найду, то больше уже никогда не оставлю, — сказала она, потирая костяшки пальцев, ободранные о мою кольчугу. — Никогда! Слышишь?

— Но как ты могла самовольно отправиться с нами? И почему не подумала, что воинов не должно быть тринадцать?

— Потому что я знала, что собаки будут на нашей стороне, — просто ответила она. — Я бросила палочки с рунами.

— А что палочки говорят насчет Ивара? — спросил я.

— Что он умрет, как змея под мотыгой, — мрачно сказала Гизела.

Затем она вздрогнула: комок грязи, вылетев из-под копыта коня Стеапы, попал ей в лицо. Она вытерла грязь и нахмурилась, глядя на меня.

— Мы обязательно должны отправляться в Уэссекс? — спросила она.

— Я поклялся в этом Альфреду.

— Тогда мы должны туда поехать, — без всякого энтузиазма сказала Гизела. — Тебе нравится Уэссекс?

— Нет.

— А Альфред?

— Тоже нет.

— Почему?

— Он слишком набожный и слишком серьезный, — пояснил я. — И еще от него вечно воняет.

— Как и от всех саксов, — заметила Гизела.

— От него воняет гораздо сильнее. Это все из-за его болезни. Из-за нее он постоянно бегает в нужник.

— Он что, не моется? — поморщилась Гизела.

— Моется, по крайней мере раз в месяц, — ответил я, — а может, и чаще. Альфред очень щепетилен в том, что касается мытья. Но все равно от него сильно воняет. Слушай, Гизела, а от меня воняет?

— Как от кабана, — ответила она, ухмыляясь. — Так, думаешь, мне не понравится Альфред?

— Нет. И он тоже не одобрит тебя, потому что ты не христианка.

Гизела рассмеялась, услышав это.

— А как насчет тебя?

— Ну, мне Альфред даст земли. В надежде, что я стану за него сражаться.

— Но тогда получится, что ты будешь сражаться с датчанами!

— Выходит, что так. Датчане — враги Альфреда, — ответил я.

— Но ведь они мои соплеменники. Как же так, Утред?

— Я принес Альфреду клятву верности, поэтому должен теперь выполнять его волю.

Я откинулся назад, пока мой конь осторожно спускался вниз по крутому холму.

— Я люблю датчан, — продолжал я, — люблю гораздо больше, чем восточных саксов, но такова уж моя судьба — сражаться за Уэссекс. Wyrd bið ful aræd.

— Что это значит?

— От судьбы не уйдешь. Она правит всем.

Гизела поразмыслила над этим. Она снова была в кольчуге, но теперь у нее на шее красовалось золотое ожерелье из сокровищ Кьяртана, сделанное из нескольких нитей, скрученных вместе. Я видел, как похожие штуки собаки выкапывали из могил древних британских вождей. Ожерелье придавало Гизеле сходство с дикаркой, но это ей шло. Черные волосы заколоты и убраны под шерстяную шапочку, взгляд какой-то отсутствующий. Я подумал, что мог бы целую вечность смотреть на ее удлиненное лицо.

— А как долго тебе придется оставаться человеком Альфреда? — спросила она наконец.

— Пока он меня не отпустит, — пояснили. — Или пока кто-нибудь из нас не умрет.

— Но ты говорил, что король Уэссекса болен. Думаешь, сколько он еще протянет?

— Наверное, не очень долго.

— И кто станет королем после него?

— Не знаю, — честно ответил я.

Действительно, кто? Сын Альфреда Эдуард (помните, как он плакал, когда у него отняли лошадку?) еще слишком мал, чтобы править, а племлнник Альфреда, Этельвольд, у которого дядя отобрал трон, — дурак и пьяница. Не дай бог, чтобы он стал следующим королем. Внезапно я поймал себя на том, что желаю Альфреду долгой жизни. Это меня удивило.

Я сказал Гизеле правду: мне не нравился Альфред, но я признавал, что он истинная власть на острове Британия. Этот человек отличался необычайной проницательностью и решительностью, и, если уж говорить начистоту, то, что мы разбили Кьяртана, было в значительной мере заслугой Альфреда. Он умышленно послал нас на Север, зная, что мы сделаем то, что ему нужно, хотя и не сказал прямо, чего именно хочет.

Я вдруг понял (и сам удивился), что жизнь человека, давшего клятву верности Альфреду, может оказаться вовсе не такой скучной, как я боялся.

«Но если он вскоре умрет, — подумал я, — это станет концом Уэссекса. Таны начнут сражаться за его корону, датчане почуют слабость королевства и слетятся, как вороны, чтобы склевать плоть с трупа».

— Если ты дал клятву Альфреду, то почему он позволил тебе явиться сюда? — осторожно спросила Гизела. Похоже, ей в голову пришли те же мысли, что и мне.

— Альфред хочет, чтобы твой брат правил Нортумбрией.

Она призадумалась, а затем уточнила:

— Потому что Гутред — в некотором роде христианин?

— Для Альфреда это очень важно, — согласился я.

— А может, потому что Гутред — слабак? — предположила Гизела.

— А, по-твоему, он слабак?

— Ты и сам это прекрасно знаешь, — пренебрежительно заметила она. — Мой брат добрый человек, он всегда нравился людям, но Гутред не умеет быть безжалостным. Ему следовало убить Ивара при первой же встрече, и еще он давным-давно должен был прогнать Хротверда, но так и не осмелился. Он слишком боится святого Кутберта.

— Но зачем Альфреду нужен, как ты выражаешься, слабак на троне Нортумбрии? — мягко спросил я.

— Чтобы и сама Нортумбрия была слабой, ведь со временем саксы попытаются вернуть отобранные у них земли, — ответила Гизела.

— Ты узнала это, бросив свои палочки с рунами? А что еще они говорят?

— Они говорят, что у нас родятся два сына и дочь, и что один из наших сыновей разобьет тебе сердце, а другим ты будешь гордиться, и что твоя дочь станет матерью королей.

Я засмеялся, услышав пророчество Гизелы, но не презрительно, а добродушно. Мне не хотелось обидеть любимую: ведь она говорила так уверенно.

— Значит ли это, что ты тоже отправишься в Уэссекс, хоть я и собираюсь сражаться с датчанами? — спросил я.