Бернард Корнуэлл - Рождество Шарпа

Бернард Корнвелл

Рождество Шарпа

(из серии "Рождество Шарпа")

Часть I

Двое стрелков притаились на краю поля. Один из них, темноволосый мужчина с иссеченным шрамами лицом и и жесткими глазами, взвел курок, прицелился, но почти тут же опустил винтовку.

— Далековато будет, — негромко сказал он он.

Второй был даже повыше, чем первый, и тоже он был облачен в выцветший зеленый мундир 95-го стрелкового полка, только вместо винтовки Бейкера у него было жутковатого вида семизарядное ружье, каждый ствол которого имел собственный кремень. Оружие мало того, что было страшным, так еще имело отдачу, как удар копытом мула, но верзила-стрелок, похоже, с ним справлялся.

— Ничего не выйдет, — отозвался он, поднимая свое оружие. — Надо бы подобраться поближе.

— Как только мы подойдем ближе, они убегут — сказал первый.

— Господи, да куда им бежать? — ответил второй с сильным ирландским акцентом. — Это же поле, так? Они все равно никуда не денутся.

— Так что, просто подойти и застрелить их?

— Если хотите, можете придушить ублюдков голыми руками. Но из винтовки быстрее.

Майор Ричард Шарп убрал палец со спускового крючка.

— Тогда пошли, — сказал он.

Мужчины встали и начали осторожно подкрадываться к трем волам.

— А они не бросятся на нас, Пат? — спросил Шарп.

— Да они же холощеные, сэр, — заявил старший сержант Патрик Харпер. — В них храбрости, как в трех слепых мышатах.

— А мне они кажутся опасными, — сказал Шарп. — Вон у них какие рога!

— Рога-то есть, а вот остальной оснастки нету, сэр. Они не могут брать низких нот, если вы меня понимаете, — сказал Харпер и ткнул пальцев в одного из волов. — Вон какой жирный, сэр. Хорошо прожарится!

Вол смотрел на мужчин, не подозревая, какая ему уготована участь.

— Я не могу просто взять и пристрелить его! — запротестовал Шарп.

— Сэр, вы же Португалии перекололи штыком уйму коз, — сказал Харпер, намекая на времена, когда они выполняли приказ уничтожать все на своем пути, чтобы при отступлении не досталось французам.[1] — Так какая разница?

— Я терпеть не могу коз!

— Это же рождественский ужин, сэр, — приободрил Харпер своего командира. — Подобающий случаю ростбиф, сливовый пудинг и винишко! Сливы у нас есть, вино тоже, сэр, не хватает лишь мяса и нутряного жира.

— А жир ты где возьмешь?

— Из вола, разумеется.

Харпер сказал это, не скрывая презрения деревенского жителя перед уроженцем большого города.

— Белый и нежный, сэр, и возле почек его полно, так что лучше поскорее застрелите это несчастное животное. Для него же лучше.

Шарп приблизился к волу. Глаза у того были огромные, карие, и в них отражалась покорная тоска.

— Не могу я, Пат.

— Всего-то один выстрел, сэр. Вообразите, что это француз.

Шарп поднял винтовку, взвел курок и направил дуло волу прямо в лоб вол. Тот не сводил с него тоскливого взгляда.

— Сделай это сам, — проговорил Шарп, опуская оружие.

— Вот этим? — потряс своим ружьем Харпер. — Да я ему к черту всю голову разнесу!

— А нам голова и не нужна, — ответил Шарп. — Главное — окорок и жир. Так что давай, действуй.

— Это неправильно сэр. С таким ружьем… Оно хорошо для лягушатников, это да. А вот для забоя скота не подходит. И потом, я люблю мозги. Мамаша всегда жарила их на масле, и получалось пальчики оближешь. Зачем же разбрызгивать мозги на пол-Испании? Давайте лучше из винтовки.

— Тогда держи винтовку, — предложил Шарп, протягивая ему свое оружие.

Харпер на миг бросил взгляд на винтовку, но брать ее в руки не стал.

— Знаете, сэр, — сказал огромный ирландец, — я давеча перебрал маленько. Видите, как руки трясутся? Так что уж лучше вы, сэр.

Шарп колебался. Его ребята уже уже предвкушали настоящий рождественский ужин: тушеное мясо, подливка, такая густая, что в ней можно утопить крысу, и пропитанный бренди сливовый пудинг на нутряном жире.

— Вот дурь нашла, а? — пробормотал он. — Был бы это лягушатник, я бы не задумывался. Ведь это всего лишь долбаная корова.

— Вол, сэр.

— Какая разница?

— Вола нельзя подоить.

— Верно, — сказал Шарп и снова поднял винтовку. — Стой и не двигайся, — приказал он волу, подступая к животному еще на полшага, так, что между черным дулом и грубой черной шкурой между тоскливыми глазами осталось всего несколько дюймов. — Однажды я застрелил тигра, — сообщил он.

— Вот как, сэр, — произнес Харпер без особого интереса. — Так вообразите, что эти тигр и прикончите его.

Шарп взглянул в глаза животного. Ему не раз приходилось добивать раненых лошадей, чтобы избавить их он мучений, да и зайцев, кроликов и лис он в свое время перебил немало, но сейчас что-то мешало ему спустить курок. В следующий миг он был избавлен от необходимости стрелять. С другого конца поля донесся возбужденный юношеский голос:

— Мистер Шарп, сэр! Мистер Шарп!

Шарп отпустил курок, повернулся и увидел знаменосца Чарльза Николса, со всех ног бегущего по траве. Николс только-только прибыл в Испанию и все время ходил взбудораженный, словно боялся, что пропустит какое-нибудь сражение.

— Спокойнее, мистер Николс, — сказал Шарп.

— Да, сэр, конечно, сэр, — прокричал Николс, и не думая замедлить шаг.

— Полковник Хоган, сэр, — выговорил он, подбежав к Шарпу. — Он желает видеть вас, сэр. Говорит, что это касается лягушатников, сэр. Что нам надо остановить лягушатников, сэр. Прямо сейчас.

Шарп повесил винтовку на плечо.

— Мы займемся этим попозже, старший сержант, — сказал он.

— Да, сэр, обязательно.

Вол посмотрел вслед удаляющимся людям и снова принялся щипать траву.

— Вы собирались пристрелить его, сэр? — спросил Николс возбужденно.

— А ты как думаешь? — спросил Шарп мальчишку. — Мне надо было его придушить?

— А я бы не смог выстрелить, — признался Николс. — Мне было бы слишком жалко вола. — Он с восхищением посмотрел на Шарпа и Харпера. В армии Веллингтона не было никого, кого бы уважали и боялись больше. Ведь это Шарп и Харпер добыли французского Орла при Талавере, участвовали в кровавом штурме Бадахоса и перерезали врагу путь к отступлению во время разгрома у Виттории. Николс до сих пор едва мог поверить, что служит с ними в одном батальоне. — Как думаете, сэр, мы будем сражаться?

— Надеюсь, нет, — ответил Шарп.

— Нет, сэр? — разочарованно проговорил Николс.

— Через три дня — Рождество, — сказал Шарп. — Тебе бы хотелось погибнуть под Рождество?