Бернард Корнуэлл - Властелин Севера

— Восемьсот? — предположил я.

Мой друг кивнул.

— А у нас меньше трехсот.

— Боя не будет, — сказал я.

Рагнар вопросительно посмотрел на меня.

— Ивар умрет, — заверил я, — и на этом все кончится.

Я прикоснулся к рукояти Вздоха Змея, ощутив ладонью слегка выступающие края креста Хильды.

— Он умрет, — сказал я, дотронувшись до креста, — и Гутред будет править и будет говорить то, что ты ему прикажешь.

— Хочешь, я велю ему напасть на Эльфрика? — спросил Рагнар.

Я обдумал это предложение и ответил:

— Нет.

— Но почему?

— Беббанбург считается неприступным, и там нет задних ворот, какие имеются в Дунхолме. Кроме того, я хочу убить Эльфрика сам.

— А Альфред позволит тебе это сделать?

— Разумеется, — ответил я, хотя, по правде говоря, сомневался, что Альфред когда-нибудь дозволит мне такую роскошь.

Но я был уверен, что моя судьба — вернуться в Беббанбург, и верил в свое предназначение.

Я повернулся и уставился на деревню.

— Там все тихо?

— Да, — ответил Рагнар. — Они перестали молиться и теперь спят. Ты тоже должен поспать.

Я пошел обратно, но, прежде чем присоединиться к Гизеле, тихо отворил дверь церкви и увидел священников и монахов, которые спали при неярком свете нескольких свечей, мерцающих на алтаре. Один из них храпел, и я закрыл дверь так же тихо, как открыл ее.

Меня разбудил на рассвете Ситрик, который колотил в дверь и кричал:

— Они здесь, мой господин! Они здесь!

— Кто здесь?

— Люди Ивара, мой господин!

— Где?

— Всадники, мой господин, на той стороне реки!

Всадников было около сотни, и они не пытались переправиться через брод. Я подумал, что их послали на северный берег Свале только затем, чтобы отрезать нам дорогу к бегству. Главные силы Ивара появятся с юга.

В то памятное туманное утро произошло еще кое-что. На рассвете в деревне раздались крики.

— В чем дело? — спросил я у Ситрика.

— Христиане чем-то очень расстроены, мой господин, — ответил он.

Я зашагал к церкви, где выяснил, что золотую раку с бородой святого Августина, драгоценный дар Альфреда Гутреду, украли. Она стояла на алтаре вместе с другими реликвиями, но ночью исчезла, и сейчас отец Хротверд громко вопил, стоя рядом с дырой, проделанной в глинобитной стене за алтарем. Здесь был и Гутред, который слушал жалобы аббата Эадреда — тот развивал мысль, что воровство есть знак недовольства Господа.

— Недовольства чем? — спросил Гутред.

— Язычниками, конечно! — выпалил Эадред.

Отец Хротверд раскачивался взад-вперед, ломая руки и взывая к своему богу, чтобы тот послал с небес отмщение вору, осквернившему церковь и похитившему драгоценную реликвию.

— Укажи нам на преступника, Господи! — кричал он.

Потом увидел меня и, очевидно, решил, что получил знак свыше.

— Это он! — выпалил Хротверд, указывая на меня.

— Это ты украл? — спросил Гутред.

— Нет, мой господин, — ответил я.

— Это он! — повторил Хротверд.

— Ты должен обыскать всех язычников, — сказал Эадред Гутреду, — потому что, если реликвия не найдется, мой господин, наше поражение неизбежно. Ивар сокрушит нас в наказание за такой грех. То будет для нас Господней карой.

Мне такая кара показалась странной: ну как можно из-за украденной реликвии разрешить язычнику датчанину победить христианского короля. Но пророчество священника отчасти сбылось, потому что в середине утра (церковь все еще обыскивали в тщетных попытках найти раку) один из людей Рагнара принес весть о приближении армии Ивара.

Они явились с юга и уже выстроили «стену щитов» в полумиле от маленького войска Рагнара.

Теперь пришла пора выступить и нам.

Гутред и я уже были в кольчугах, наши кони стояли под седлом, нам оставалось только поехать на север, чтобы присоединиться к «стене щитов» Рагнара. Но Гутред нервничал из-за утраты реликвии. Когда мы вышли из церкви, он отвел меня в сторону.

— Ты спрашивал Рагнара, не он ли взял раку? — умоляющим тоном осведомился он. — Спрашивал, не сделал ли это кто-нибудь из его людей?

— Рагнар ничего не брал, — пренебрежительно бросил я. — А если хочешь найти виновного, обыщи их.

Я указал на Айдана и его всадников. Теперь, когда Ивар был близко, им не терпелось двинуться на север. Но они не осмеливались уйти, пока люди Ивара преграждали брод через Свале. Гутред просил их присоединиться к «стене щитов», но эти трусы отказались и теперь ждали возможности спастись.

— Нет, христианин не украл бы священную реликвию! — воскликнул Хротверд. — Это преступление совершил язычник!

Гутред был перепуган. Он все еще верил в магию христианства и посчитал кражу раки предзнаменованием беды. Он явно сомневался, что это дело рук Айдана, но, с другой стороны, не знал, кого вообще подозревать. Поэтому я облегчил ему задачу.

Я подозвал Финана и Ситрика, которые ожидали меня, чтобы сопровождать к «стене щитов».

— Этот человек, — сказал я Гутреду, указывая на Финана, — христианин. Так ведь, Финан?

— Да, мой господин, я христианин.

— И вдобавок он ирландец, — продолжил я, — а все знают, что ирландцы обладают даром ясновидения.

Финан, который обладал этим даром не больше, чем я, постарался принять загадочный вид.

— Он обязательно найдет твою реликвию, — пообещал я.

— Найдешь? — жадно спросил Гутред.

— Да, мой господин, — уверенно ответил Финан.

— Сделай это, Финан, — сказал я, — а я пока убью Ивара. И приведи к нам преступника, как только его найдешь.

— Будет исполнено, мой господин, — ответил он.

Слуга привел мне коня.

— Твой ирландец и в самом деле сможет отыскать реликвию? — спросил Гутред.

— Если Финан не доставит тебе и пропавшую раку, и вора, — сказал я достаточно громко, чтобы меня слышала дюжина человек, — тогда я отдам церкви все свое серебро, мой господин, отдам ей кольчугу, шлем, браслеты и мечи. Финан — ирландец, а все ирландцы обладают таинственным даром.

Я посмотрел на Хротверда.

— Ты слышал это, священник? Я пообещал отдать все свое состояние церкви, если Финан не найдет вора!

Хротверд ничего не ответил, только сердито уставился на меня. Однако данное прилюдно обещание свидетельствовало о моей невиновности, поэтому он удовольствовался тем, что сплюнул на землю возле копыт моего скакуна.

Гизела, которая пришла подержать поводья моего коня, была вынуждена сделать шаг в сторону, чтобы плевок не попал в нее. Она дотронулась до моей руки, когда я поправил подпругу, и негромко спросила: