Легионер. Книга первая - Вячеслав Александрович Каликинский
– Все понятно, – кивнул Путилин. – Дворник дома, где живет чиновник, рассказал вашим орлам и об извращенных наклонностях чиновника, и о его «племяннике». Который сначала был арестован, а потом не только отпущен, но и возобновил нежную дружбу со своим «дядею». Что все-таки с «бугром»?
– Господи, да почему вы им так интересуетесь? Он, собственно, долго и не запирался. Рассказал и о вас, и об оказанной вам услуге, и о своих извращенных любовных пристрастиях. Умолял сохранить сие в тайне, обещая за то оказывать вам подобные же услуги.
– И что дальше?
– Ну вы же понимаете, Иван Дмитриевич, что оставлять такого человека на его должности никак было нельзя! Вчера он оказал услугу вам, сегодня – нам, а завтра кому? Обычно чиновников такого пошиба, ставших неблагонадежными, через какое-то время тихо, без скандала, переводят куда-нибудь подальше. Или отправляют в отставку – тоже по-тихому.
– Так что с ним, Александр Романович?
Дрентельн криво усмехнулся:
– Ваша настойчивость начинает меня пугать. Впрочем, все равно сие дело вас наверняка не минует, Иван Дмитриевич! Случилось так, что избранник сердца этого «бугра» опять приревновал своего «obje» к кому-то. Так что не исключено, что в самое ближайшее время полиция обнаружит где-нибудь хладное тело убиенного из ревности чиновника. И записку о добровольном уходе из жизни «племянничка»…
– И где же трупы обнаружат?
– Откуда же мне знать? Дрентельн знает многое, но не все! – хохотнул шеф жандармов. – Главное, что этот господин своим прощальным решением весьма помог и вам, и нам.
– Понятно. А тот ваш агент, что работал в Сыскной? Мне показалось, что вы упомянули о нем тоже в прошедшем времени?
– Не показалось. – покачал головой Дрентельн. – Дрянь был человечишка, по правде сказать. Жалкая личность. И тоже замешанная в какую-то грязную историю с извращенными наклонностями. Кажется, с растлением малолетних…
– И он, как я понимаю, тоже весьма своевременно успел покончить с собой, Александр Романович?
– Не думаю, – тяжело покачал головой Дрентельн. – Такие людишки кончают совсем скверно. Он вполне мог получить кистенем по голове в каком-нибудь грязном притоне. Или его задушили и отправили на корм рыбам, с камнем на шее.
– Хорошо же действуют ваши молодцы! – горько усмехнулся Путилин, отставляя миску с недоеденной ухой. – Нет, благодарствую, больше не надо – сыт!
Дрентельн пожал плечами, без особого аппетита дохлебал свою уху, покидал в рот кусочки разваренной рыбы, плеснул в рюмки коньяк и в упор посмотрел на собеседника.
– Послушайте, Иван Дмитриевич, даже странно как-то – этакое чистоплюйство при ваших-то занятиях! Ежедневно видеть кровь, грязь, подлость людскую – и высказывать столь явное неодобрение вынужденным действиям соратников по нашему ремеслу. Да вы благодарить меня должны за своевременно принятые меры, Иван Дмитриевич! Право слово – для вас же и старались!
– Премного благодарен! – фыркнул Путилин.
– А вы не юродствуйте, господин начальник Сыскной полиции. Не юродствуйте! Для вас же, повторяю, старались! Вот, к примеру, как иначе было поступить с «бугром» вашим?
– Да почему моим-то? – возмутился было Путилин.
– Молчите, Путилин! Молчите! Никто вас, уважаемого человека, одним аршином с «бугром» этим и не меряет! Но постановка вопроса, любезнейший! Сама постановка-с! Вот представьте – вы молчите, он молчит, я молчу… Ну и что?
– А действительно – ну и что?
– А то, уважаемый Иван Дмитриевич! А то! Завтра вполне может найтись молодец, который всяческими путями, но правду от чиновника вашего добудет! И что тогда? Что-с, уважаемый Иван Дмитриевич?! – Дрентельн наклонился и уставился в самое лицо Путилина. – Да будьте вы реалистом, черт вас всех подери! Н-ну! Извольте, представьте обстановочку-с! Ну-с!
Путилин, понимая свое положение, молчал. Дрентельн, вполне ожидая этого, тоже сделал паузу. И, выдержав ее, гораздо спокойнее заговорил:
– Умеете вы, Иван Дмитриевич, спокойную беседу одним своим молчанием накалить. Умеете-с! Да только поймите, не вас слушать станут! Не я спрос учиню! У вас другие спросят – на каком таком основании, уважаемый, без царского на то дозволения, вы позволили себе проникнуть в государственную, особым образом охраняемую тайну? Что вы ответите-с? Э-э, ладно, ладно, Иван Дмитриевич! Ну выдадите вы меня – вынуждены будете, никуда не денетесь! А дальше? Дальше следствие Особого присутствия уже по-своему закрутит – что да почему? И потянете за собой меня, голубчика! Непременно потянете – ибо выхода иного у вас не будет-с!
Дрентельн передохнул, не сводя с собеседника яростного взгляда своих налитых кровью глаз. Под этим взглядом Путилин чувствовал себя неуютно, но деваться было некуда.
– Идемте дальше, господин Путилин! – почти прошипел собеседник, положив на хрупкий стол жирную грудь. – Да-с… А далее выясняется, что сей беззаконный шаг вы предприняли, исходя из моего злоумышления на честь государя-императора… Допустим, вам поверят – тем более, у вас в руках полячишка Войда и моя записка с отменой приказа. А propos – я ведь от нее и вовсе отказаться могу! Не моей рукой писана-с! Что-с у нас тогда остается? Тайный советник Путилин и его измышления насчет моего соучастия в скандальном срыве судебного заседания… Письма моего нет, подтверждения и не ждите – зато есть официальная бумага о привлечении к ответственности начальника одесских жандармов. Не беспокойтесь, там все чин по чину! Что далее-с? А далее, согласно вашему признанию, находят труп чиновника-мужеложца с главного почтамта…
Дрентельн откинулся назад, без стеснения пододвинул к себе супницу с остатками ухи, пальцами выловил разваренный кусок рыбы и мгновенно его обсосал. Широко размахнувшись, бросил рыбий скелет в сторону реки и улыбнулся, когда проворная чайка, словно играючи спланировав, подхватила объедок под сердитую перебранку товарок.
– Поймите правила игры! – проникновенно попросил Дрентельн Путилина. – Боже меня упаси – но кто-то наверняка будет утверждать на следствии, что ваша снисходительность к «бугру» – есть тайная приверженность к подобному образу жизни! Не поручусь, что не вспомнят и вашу личную семейную жизнь… Кстати, Иван – ваш сын? Поздний, поздненький, право…
– Да вы что себе позволяете-с? – Путилин встал, навис над коротышкой Дрентельном.
Однако тот безо всякого страха лишь мельком глянул на собеседника, достал из супницы еще кусок рыбы, бросил его чайкам.
– Видите, Иван Дмитриевич? Так и вас съедят, философским образом рассуждая, – миролюбиво продолжил Дрентельн. – Ну, а про счетовода вашего, коих в Европе бухгалтерами именуют, и вовсе разговора нет! Спросят: был поганец? Был! Заметил его Иван Дмитриевич Путилин? Не заметил. А может, не захотел заметить? Поймите меня, любезнейший, я ведь не в фанты с вами играю! Идет серьезнейшее обсуждение жизни нашей будущей! И вы уж не отстраняйтесь,
